Принцип карате

Значит, он не ошибся. Лена тоже все помнит! Ему стало совсем тепло и покойно.

Многозначительно звякнули рюмки.

— В Москве у меня был один поклонник — югослав из торгпредства, он подъезжал к институту на зеленом «Вольво» — девчонки с ума сходили от зависти — и вез обедать в Архангельское, там чудесный ресторан, и места кругом замечательные, особенно осенью…

Колпакова будто помоями окатили. Умиротворенную расслабленность сменила горькая обида. Такая, какую он испытал только несколько раз в жизни, много лет назад, тогда она тоже была связана с Леной, Алькой Гарандиным и его братцем.

Но за прошедшие годы он сильно изменился, стал таким, как хотел, и уже не впадал в беспомощную растерянность, напротив — тут же пришла холодная ярость, побуждающая к ответным действиям.

Видно, на лице отразился всплеск эмоций, потому что Лена поспешно добавила:

— Только не подумай ничего такого…

— Боже упаси. Я понимаю: платонические отношения, чистая и возвышенная дружба.

— Что ты имеешь в виду?

Лицо Лены мгновенно превратилось в холодную маску.

— Только то, что сказал.

— Я не поняла, поясни, на что намекаешь.

В ледяном тоне презрение и вызов Она безбоязненно шла на обострение, значит, ничуть не дорожила начинающими крепнуть отношениями и явно демонстрировала готовность немедленно их разорвать. Чего проще — встала и ушла.

Геннадий вовсе не желал такого исхода и, очевидно, должен был испугаться собственной дерзости, однако не правота Лены И очевидная бравада этой не правотой привели к иному результату, то глубинное, горячее, сокровенное, в чем весь вечер тонул отточенный рационализм Колпакова, его знаменитое, ставшее притчей во яэыцех хладнокровие и умение владеть собой, та засасывающая субстанция, которая поглотила все достигнутые многолетним истовым служением Системе качества настоящего бойца, вдруг остыла и отвердела, и Колпаков привычно ощутил почву под ногами, выругал себя за потерю самоконтроля, назначил искупляющее наказание — час на кулаках, дополнительный холодный душ и час медитации, после чего вернулся к действительности, особым, появляющимся лишь в напряженные мгновения взглядом охватил ситуацию со стороны, с отвращением увидел себя пьяного, со сбитым галстуком и растрепанными волосами, сидящую напротив красивую женщину, хотя и утратившую окутывавший ее еще минуту назад флер возвышенности и необыкновенности, но все равно привлекательную и желанную, готовую встать и уйти навсегда.

Он рефлекторно поступил как опытный каратека, который, будучи не в состоянии блокировать мощный удар, в последнюю минуту чуть-чуть, чтобы не выдать себя и не тратить силы зря, подается назад или в сторону, пропуская бьющую поверхность в миллиметре от тела.

— Какие намеки? Просто я вспомнил другое — вечернюю зорьку на безлюдном острове, костер, полное отсутствие клева, яркую желтую палатку, дождь, сырость и неустроенность, опоздавшую лодку, последнюю случайно найденную в холодной золе картофелину, серый пасмурный день, холод, скандал дома… Тогда я и подумать не мог, что это был самый счастливый в жизни день… Помнишь, как я грел тебе ноги?

Лицо Лены смягчилось.

— Помню. — Она положила мягкую ладонь на разбитую кисть Колпакова. — Но ведь это было давно, Генчик, так давно — в детстве.

Ответный порыв и забытое обращение разом все изменили, превратив расчетливо подобранную фразу в искренний всплеск дорогих воспоминаний, а красивую своенравную спутницу в единственную и неповторимую горько-болезненную любовь.

Но в это время весельчак в элегантном темносинем блейзере и залитых вином белых брюках затеял приглашать Лену танцевать, с пьяной назойливостью не принимал вежливые отказы и увещевания.

Молча наблюдавший несколько минут за развитием событий Колпаков наконец встал, засунул незадачливому кавалеру палец под ребро и, приподняв, как мясники вздергивают на крючке тушу барана, отбуксировал к столику, вежливо поздоровался с двумя его товарищами и разогнул палец. Бывший весельчак плюхнулся на стул, ошарашенно переживая испытанное впервые в жизни ощущение груза, снятого с крюка подъемного крана.

Пока он испуганно ощупывал грудную клетку, Колпаков спокойно раскланялся с недоумевающими сотрапезниками жертвы и не торопясь вернулся на свое место.

— Браво, ты великолепен, — встретила его Лена. — Как думаешь — они будут мстить?

В больших зеленых глазах светился нетерпеливый интерес.

— Вряд ли, — невозмутимо отозвался Колпаков и, уловив искорку разочарования, поправился:

— Но если надумают, я тебя побалую интересным зрелищем.

— Как здорово! — Она захлопала в ладоши, и Геннадий подлил масла в огонь:

— А пока следи, чтобы ко мне не подобрались со спины.

— За смелых мужчин! — восторженно воскликнула Лена.

Перешедший на шампанское Колпаков отметил, что пьет она умело и заметно не пьянеет, только кровь прилила к щекам да пунцовым цветом вспыхнули маленькие ушки.

— К тем подсел еще один, — возбужденно шептала Лена. — Здоровый, с бородой, какой-то питекантроп! Они ему на тебя показывают…

— Значит, дело плохо. Пойдем, я хочу успеть хоть раз потанцевать с тобой.