Принцип домино

— Н-ну не знаю… — она пожала плечами. — Так сразу… А что мы будем делать потом? Кстати, мне еще после работы надо в аптеку заскочить. Она там недалеко. Уколы нечем делать, все ампулы закончились. Если, конечно, вы не торопитесь…

— Как скажете! — Он изобразил улыбку, до сих пор называемую голливудской.

Вечером, когда он подвез Марину к угловой аптеке и она вошла туда, кокетливо помахав ему пальчиками, он достал сотовый, нажал на клавишу:

— Олег, это я…

— Ну что, как?

— Дамочка уже подписалась.

— Казанова ты наш… Ну и?

— Ничего. Бывает и хуже. Боялся, окажется страшной. А она вполне.

— Начало, судя по всему, положено. Дальше все будет проще… Кстати, где Реваз? Почему он мне не звонит?

— Он там, где ему сейчас положено быть, — оборвал Вадим. — Готовится прибрать за тобой твою блевотину.

…Олег Иванович Быстрое прикрыл глаза и потер виски. Пару дней назад он нажрался в «Савойе», в мужской компании. Это был обыкновенный мальчишник, в преддверии свадьбы какого-то Сережи, которого сам Олег Иванович почти не знал. И уже забыл, как этот самый жених выглядит.

В конце программы, как положено, они стали звонить бабам, вернее сказать, разным и разноцветным шлюхам. И под утро они с Геной Лагутиным спьяну перепутали свои сотовые, благо они одной модели. Поэтому, когда наутро Олегу Ивановичу на его сотовый позвонил Славик Понятовский из Минфина, естественно, отозвался Генка. Лагутин не сразу сообразил, в чем дело, а когда дошло, стал придуриваться: да, это я, Олег, просто голос у меня такой после вчерашнего… Понятовский и выдал Генке торопливым, негромким голосом секретную информацию из Генпрокуратуры: он там собираются арестовать известного бизнесмена Льва Разумневича. Генка и продолжал маяться дурью, решив, что кто-то вздумал разыграть Олега Ивановича: да ладно, да ерунда это, а кто посмеет и откуда известно? И тогда Понятовский, от нетерпения и досады и просто спеша, сказал, что это никакая не шутка, и вообще, Олег, ты что, не узнаешь меня? И назвал свою достаточно известную фамилию и место службы. Генка сразу протрезвел и что-то замычал, а до Понятовского наконец дошло, что он выдал совершенно секретную информацию абсолютно постороннему человеку, и сразу отключил трубку.

Он тут же кинулся звонить Вадиму, а Вадим тут же перезвонил Олегу Ивановичу домой и потребовал объяснений: у кого сейчас его сотовый? Олег Иванович, не подозревая ничего плохого, сказал, что его трубка случайно попала к бывшему однокурснику Генке Лагутину, тоже журналисту.

Дальше — больше. Генка, в свою очередь, позвонил

Олегу Ивановичу и похвастался своим разговором с самим Понятовским. И с жаром объяснял:

— Ты хоть представляешь, какие открываются перспективы для сенсационного разоблачения коррупции в высших эшелонах власти? Откуда этот Понятовский, пусть он даже большой чин в Минфине, может знать, что Генпрокуратура собирается арестовать самого Разумневича! Я сначала подумал, что он твой информатор, но он вдруг заговорил, мол, надо срочно что-то делать, предпринимать какие-то меры… Слушай, но это же сенсация! Откуда чиновник Минфина знает тайны мадридского, то есть генпрокурорского, а то и кремлевского двора? Вообрази, кто за этим стоит и какие открываются связи?

Словом, раз он, Генка, первым услыхал про эту утечку из Генпрокуратуры, то он должен ею воспользоваться и опубликовать в своей малотиражной газетенке, где работает спортивным обозревателем…

— Не будь идиотом, — заорал похолодевший Олег Иванович. — Это говорилось для меня. Я работаю в газете Разумневича, а Понятовский — его внучатый племянник!

— Да-а? — удивился Лагутин. — А я и не знал…

— Потому что это было предназначено не для твоих ушей!

Но Генка гнул свое:

— И что теперь будем делать? Старичок, ты меня прости, я все понял, но и ты меня извини! У тебя все есть, а для меня это отличный шанс! Ты же знаешь: я был самым талантливым неудачником на нашем курсе, и вот такая везуха! Ну да, я всегда болтаю лишнее, но я имею право на шанс вырваться из нашего зловонного болотца?

Олег уговаривал Генку, потом, сорвавшись, орал на него, грозил крупными неприятностями, но тому словно шлея под задницу попала, — чем дольше длился крик, тем упрямее он становился.

Ну что еще объяснять этому лоху, если тот закусил удила? Даже такой аргумент, что лично для него, Генки Лагутина, эта информация опасна, как гюрза под одеялом, уже не действовал. Генка уперся:

— В мирное время наша с тобой профессия, Олег, самая опасная.

Что оставалось делать в этой ситуации Олегу Ивановичу? Только умыть руки…