Теперь Карла можно было видеть при утреннем туалете Мадемуазель, он стоял на коленях перед ее постелью и осыпал Анну Марию Луизу восторженными комплиментами, клянясь быть ее преданным слугой. И точно так же уверял в неизменной дружбе принца де Конде. И Мадемуазель, и Конде ему верили, поверила и Изабель и в один прекрасный день поехала вместе с принцем на обед в Гробуа, чтобы полюбоваться удивительной армией герцога. Чем не порадовала Мадемуазель, которая обвинила герцогиню де Шатийон в желании соблазнить Карла.
Разумеется, на деле ничего подобного не было, но Изабель и де Конде видели в Карле чуть ли не посланца небес, который поможет им на совсем других основаниях вести переговоры с двором, обойдясь без помощи испанцев. Испытав огромное облегчение, Изабель прекратила переговоры с аббатом Фуке, огорчив его этим без меры. Эти переговоры уже не носили официального характера, так как вместо Фуке был назначен господин д’Алигр. Но аббат был влюблен в Изабель самым отчаянным образом, и возможность получить полную отставку болезненно его задевала. В тот день, когда Изабель дала ему понять, что их встречи откладываются на неопределенное время, а скорее всего навсегда, он пошел напролом, перестав скрывать свои чувства:
– Вы прогоняете меня, посчитав, что теперь я для вас бесполезен?
– Ничего подобного! Я всегда буду рада видеть у себя такого друга, как вы!
– Друга? Помилуйте! Вы прекрасно знаете, что я без ума от вас и жажду стать вашим возлюбленным!
– Но вы тоже прекрасно знаете, что это место занято.
– Конде всеми силами стремится к собственной гибели. Вам может понадобиться покровитель.
Слово «покровитель» не понравилось Изабель, оно оскорбило ее гордость. И она не замедлила сделать ответный выпад.
– Герцогине де Шатийон-Колиньи, урожденной де Монморанси, может покровительствовать только король или принц королевской крови. Но не Базиль Фуке!
– Вы так думаете? Я считал вас умнее! Но со временем вы поймете, что были не правы в своем пренебрежении, и вполне возможно, в один прекрасный день…
– Никогда! При моей знатности грозить мне можно лишь отсечением головы!
– И вас оно не пугает?
– Моему отцу было двадцать семь, когда он с улыбкой поднялся на эшафот. Я его дочь и сожалею, что в благородной игре клинков не участвуют женщины. Но не сомневайтесь, аббат! Приближается время, когда нелепая война закончится, жизнь вернется в привычное русло и после помазания короля все будут служить ему без задних мыслей.
– Тут я с вами совершенно согласен и буду преданно служить королю, потому что служу Мазарини, чьи мнения король разделяет.
– А благородный отъезд в изгнание Мазарини – не более чем очередная комедия!
– Почему бы и нет? Игра стоит свеч! А вот вашему обожаемому принцу, вполне возможно, придется наслаждаться лишь своими прошлыми триумфами. Да и вам, может быть, тоже…
– Поживем – увидим.
Пренебрежительно передернув плечами, она повернулась к аббату спиной и позвонила в колокольчик, вызвав слугу, который проводил гостя к двери.
Переговоры между королевским двором и принцем де Конде закончились ультиматумом четвертого октября. Парламент подчинился, народ требовал мира. Легкие прогулки и ставшие скромными праздники в лагере Гробуа позволяли предположить, что герцог Карл готовится к отъезду. Так оно и было. Тринадцатого октября все узнали, что верный своим привычкам герцог Лотарингский ночью свернул лагерь и исчез. Но на этот раз исчезновение войска не повергло принца де Конде в негодование.
– Я последую за ним, Изабель, – открылся он своей возлюбленной, когда, узнав новость, она приехала к нему. – Я как раз собирался ехать к вам, чтобы сообщить об этом. И узнать из ваших собственных уст, готовы ли вы ехать со мной?
Вопрос был неожиданным. Изабель смотрела на Людовика, не в силах ничего понять.
– Ехать с вами?.. Но куда?
– Туда, куда поеду я…
– В Нанси вместе с армией герцога Карла?
– Нет. К испанцам… Во Фландрию.
– Вы не поедете туда! – воскликнула она в ужасе. – Вы не станете изменником! Только не вы!
– Если я хочу остаться в живых, у меня нет другого выхода. Наши совместные усилия ни к чему не привели. Я вынужден защищать собственную жизнь и жизнь своих близких. Ваша жизнь мне дороже всех, и поэтому я собирался к вам…
Он обнял ее, она прижалась к нему, опустив глаза, полные слез.
– Я люблю вас, моя голубка, – прошептал он, целуя ее склоненную голову, а потом погрузил руки в пушистые волосы и повернул к себе ее лицо и коснулся губами губ. – Бог мне свидетель, я уезжаю с тяжелым сердцем, но если не увезу вас с собой, дни мои будут безрадостны… А ночи еще безрадостней. Вы нужны мне! Я нуждаюсь в вашем огне, удивительной жизненной стойкости, ласковых руках, нежном теле, благодаря которому мои ночи превратились в волшебные сказки!