Принцесса Торн

Еще я подозревала то, что теперь знаю наверняка: мои родители изолировали меня от других не ради моего блага. Они просто не хотели, чтобы у меня появились доверенные лица. Люди, с которыми я могла бы поделиться своей жизнью и секретами. Семья стремилась избежать скандальных заголовков на случай, если я доверюсь не тому человеку. Энтони и Джулианна Торн по-прежнему заботились не о моем душевном здоровье, а о своей драгоценной репутации.

Они настаивали, чтобы я вернулась домой, дабы они могли приглядывать за мной.

Я всегда отказывалась, уже успев прочувствовать, каково это – проводить с ними каникулы. Они обожали Геру, своего идеального ребенка, а меня ругали за то, как я выгляжу и веду себя, за второсортные оценки, которые приносила домой.

После окончания школы, без друзей, точно обертка от нездоровой пищи, оставленной на скамейке, я поступила в общественный колледж в Лос-Анджелесе. Мама и папа пребывали в ужасе. Они желали, чтобы я поступила в Гарвард или Йель. На худой конец в Дартмут. Но мне понравилась идея «снизойти до простых смертных», от которых меня «защищали». Я думала, что, может, только может быть, наконец-то найду свою компанию среди людей, у которых нет трастового фонда и яхт.

Родители сняли для меня этот особняк на Голливудских холмах. Условия были предельно прозрачны: они рады заплатить любую сумму, которую запросит владелец, если здесь больше никто не будет жить.

В итоге у меня нет ни парня, ни соседа, ни лучшей подруги.

Я плакала и умоляла, убеждала и торговалась, но ничего не помогло.

И вот, как это ни печально, сегодня я впервые услышала звуки, подтверждающие, что кто-то еще живет со мной под одной крышей. И этим кем-то оказался враг, укравший у меня заветную надежду. Лианы обвили сердце, болезненно сжимая его в комок. В груди заныло.

На втором этаже раздался скрип открываемой двери – вероятно, в спальне, которую этот ублюдок теперь считал своей, – и его шаги, когда он спускался по изогнутой лестнице. Ожила кофемашина. Раздвинулись шторы. А следом я услышала разговор по громкой связи между Безымянным Подонком и человеком, которого я приняла за его делового партнера.

– Как там Лос-Анджелес? – спросил другой мужчина. Голос звучал бодро, поэтому я пришла к выводу, что Подонок либо с Восточного побережья, либо со Среднего Запада.

– Грязный. Уродливый. Искусственный. – Подонок открыл решетчатую дверь, ведущую на задний двор. От непринужденности, с которой он вел себя как дома, находясь в моем особняке, у меня закипела кровь.

– Вижу, тебе весело. – Другой мужчина рассмеялся. – Она?..

– Сносная? – закончил за него Безымянный Подонок. – Нет. Не приятнее вросшего ногтя.

Ты и сам не солнечный лучик.

– Уже представил ей наш контракт? – поинтересовался второй мужчина.

Значит, существовал контракт.

– Еще нет. Запер ее на ночь в комнате, чтобы вымотать.

– Рэнсом! – посмеиваясь, упрекнул его мужчина.

Рэнсом? В самом деле? Какое крутое имя для придурка мирового класса. Разве не мог он быть Эрлом или Норманом?

– Ты не можешь подражать Моруцци. Ты больше не в Канзасе.

Кто такой Моруцци?

– Она пыталась ударить меня бутылкой. Потом вызвала полицию.

– Обвиняя себя?

– Меня. У этой Соплячки не хватает в мозгу извилин.

У меня заболела голова, словно надо мной надругались.

На данном этапе жизни меня мало что обижало – пресса как только меня не называла, да и родная сестра тоже. Но всегда задевало, когда меня считали глупой.

Может, все потому, что я им верила. Ощущала себя такой потерянной, точно пыталась прыгнуть выше головы.

Другой мужчина рассмеялся искренним, добродушным смехом. Он казался по-настоящему приятным человеком, что меня удивило, ведь он вел дела с социопатом.

– Впервые в жизни получаешь свою долю женской драмы, и я здесь, чтобы помочь, Рэн.

– Я заставлю эту сучку покориться, – отрезал Рэнсом.

– А я пока приготовлю попкорн.

– Она лишится своих клыков и когтей и наденет ошейник еще до того, как зазвенит микроволновка.

Воздух застрял у меня в горле. Я не могла дышать. Этот мужчина такой жестокий, такой невыносимо бесчувственный. Мне уже доводилось иметь дело с телохранителями. Но только в декоративных целях. Он прав насчет них: они существовали исключительно для авторитета и в роли фотографов ради случайных снимков для социальных сетей.

Этот человек действительно имел власть над моей жизнью. Пугающе много власти. И, похоже, ему не терпелось ею воспользоваться. После того как он закончил высмеивать меня, я услышала, как Рэнсом поднимается по лестнице. Я затаила дыхание. Он отпер дверь снаружи. Наполовину открыл ее, но остался в коридоре, зная, что его не приглашали. Я застыла, как глиняное изваяние. Даже после того, как он объяснил, что является моим так называемым защитником, все, что касалось его, заставляло волосы на руках вставать дыбом.

– Ты одета? – грубо спросил он.

– А что? Раньше тебя это не останавливало, – выплюнула я, а потом вздохнула: – Да, одета.

– Обнадеживает. – Он толкнул дверь, упираясь плечом в ее раму.