Принца нет, я за него!

– Не ори! – шипел крестный. – Мышка спит. Разбудишь – останешься без единственного глаза. И так напугали мою Мышку, а теперь еще и разбудить пытаетесь. Так, что у нас козырь?

Я открыла глаза.

– Пика, – шепотом произнес незнакомый голос. – Бертольд, у тебя есть пика?

– Не знаю… – шепотом ответил еще один голос. – Посмотри сам, Бертран.

– Слушай, как там тебя, – снова прошипел крестный. – Скажи своему другу, чтобы он громкость убавил. Че? С козырной? А помельче карт нет?

– Да он слепой! Давай я за него перехожу! – произнес незнакомец. – А ну, Бертольд, покажи мне карты… Тэ-э-экс… Восьмерка крести!

– Валет, – тихо усмехнулся Фей. – Ну что сидим, чего стесняемся? Скидываемся! Так, посмотрели свои закрома, достали оттуда все, что залежалось, вывалили на стол. Куда девятку? Ты где здесь девятку видел? Забирай обратно в потную ладошку.

Я поднялась на руке, протерла глаза и увидела, что в комнате еще одна дверь. И за ней светло. Я встала, осторожно подкралась и увидела, что в соседней комнате горят свечи, стоит стол, накрытый зеленой скатертью, и три кресла. В двух сидели черные мохнатые чудовища, с которыми я уже успела познакомиться, а в третьем, опираясь спиной на один подлокотник и закинув ноги на другой, полулежал Фей, обмахиваясь веером из карт.

– Дама, – тихо ответил он, выкладывая карту на стол поверх другой карты. – Получите и распишитесь. В своей несостоятельности. Отбился? Запасы иссякли? Подкидывать нечем?

– Это что за?.. – громко возмутилась я, созерцая эту идиллическую картинку и пытаясь подобрать цензурный аналог подходящего нецензурного слова.

– Мышка, ты уже проснулась? Познакомься. Мы в гостях у… – произнес Фей, пощелкав пальцами. – Эм… у меня отвратительная память на имена… Но зато отличная память на лица и морды.

– Бертран! – красивым тенором произнесло одноглазое чудовище, выкатив язык.

– Бертольд! – густым баском отозвался огромный слепой монстр, принюхиваясь.

– А это моя Мышка. Вы ее здорово сегодня напугали! – заметил крестный, изучая свои карты. Одну из них он переложил, а потом постучал по ней кончиком пальца.

– Ага, а ты нас за это чуть по стенке не размазал! – заметил Бертран, потирая ушибленный бок. – Простите, уважаемая Мышка, мы не хотели… Точнее как?.. Хотели, но передумали…

– Заметь, Мышка, резко передумали, – усмехнулся крестный, кладя карты на стол рубашками вверх. – У меня есть хорошая новость! Ты готова? Представляешь, я сегодня тебя два раза в карты выиграл!

– То есть ты меня ставил?! – возмутилась я, с ненавистью глядя в красивые бессовестные глаза. – И вот кто ты после этого?

– Да не ставил он! – перебил меня Бертран, выкатывая длинный язык через весь стол. – Он сначала выиграл тебя у меня, а потом у Бертольда. А ставил он свою жизнь. Дважды.

– Ну кто тебя за язык тянул? – возмутился крестный, хватая его за кончик языка и дергая. – И вот что мне теперь делать? Я тут активно поддерживаю имидж последней сволочи и негодяя, а ты своим длинным языком портишь всю романтику. Мышка, не верь ему. Я сначала тебя проиграл, а потом выиграл, потом снова проиграл, а потом снова выиграл. Ладно, ты будешь играть с нами? Они как раз хотели два на два сыграть, но я не хотел тебя будить! Кстати, а выпить что-то есть, а то как-то тоскливо…

– Одну минутку! У нас еще осталось! К нам сюда часто с бутылками приходили… – произнес Бертольд, принюхиваясь. Он щелкнул большой рукой – и на столе появились бутылки и бокалы. А на большом блюде лежала разнообразная закуска. – Сам готовил! Пробуйте! Пальчики оближете!

– Кресло для Мышки, – заметил Бертран, вытаскивая из груды мебели четвертое кресло. – Только сильно не качайся. Я его недавно починил, но все равно оно очень ветхое. Делать было нечего, вот и полез ремонтировать.

Слепой Бертольд нащупал бутылку и стал наливать, но больше на стол, чем в бокал.

– Дай сюда! – возмутился Фей, выхватывая у него бутылку и наполняя бокалы. – Давай, Бертран, раздавай. На что играем?

– На деньги, конечно! У нас тут сколько золота лежит! Прикинь, деньги есть, а тратить некуда! – заметил Бертран, обмахиваясь карточным веером.

Я тоже взяла сданные мне карты и наивно поинтересовалась:

– В переводного или нет?

– Нет! – хором заорали на меня остальные так, что я чуть не упала с кресла.

– А мы, по-моему, деньги с собой не брали… Я к тому, что нам нечего ставить… – заметила я, глядя на Фея, который, закусив губу, изучал свои карты. Не отрываясь от них, он показал хвостом на кучку золота, лежащую в углу.

– Я что? Зря на тебя ставил, дорогой ты мой человечек?

Ставки сделаны, карты розданы. Я сделала глоток вина и пошла с шестерки. Через десять минут Бертран поинтересовался, а не в переводного ли мы играем, почесывая картой мохнатую макушку, а потом забирая половину колоды после дружного и агрессивного: «Не-е-ет!»

– Мышка-Мышка, зачем ты меня топишь? – возмутился Фей, забирая когтистой рукой карты и вкладывая их в свой веер.

Я не знаю, почему игра считалась два на два, ведь за Бертольда бился его же картами Бертран? И сам же ходил на себя.