Конечно, попахивает давлением на отца всех народов… Да и довод в существе своем слабоват. У всего политбюро ЦК и прокурора Вышинского пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы перечислить всех, на кого товарищ Сталин подписывал Указ о присвоении звания Героя Советского Союза, а после эти Герои лишались и звезд, и свободы, и права переписки, и жизни. Но что есть у полковника Шелестова, чтобы внушить товарищу Сталину веру в порядочность и преданность товарища Корнеева? Ничего, кроме слов, архива СС, вытащенных из-за линии фронта двух сотен «языков», десятка вывезенных с вражеской территории резидентов да чистоты и непорочности его ребенка, крохотного Леньки.
Понимая, что делает и чем рискует, в половине восьмого вечера, за час до начала операции, Шелестов вернулся в свой кабинет, снял трубку с телефона правительственной связи и, ощущая как гулко, словно в пустой бочке, бьется его сердце, попросил соединить его с товарищем Сталиным.
— Слушаю, — раздалось не менее чем через минуту…
О, сколько раз Шелестов слышал это, ожидая то похвалы, то выволочки…
— Товарищ Сталин, я знаю, насколько вы заняты, но информация, приготовленная мною к докладу вам, существенна и значима.
— Я слушаю вас.
— Товарищ Сталин, вечером этого дня готовится нападение на один из объектов, перевозящих сырье в рамках операции «Поток», стабилизирующей финансовое положение государства.
— То есть вы хотите сказать, что мероприятие, порученное вам, поставлено под удар вследствие того, что из вверенной вам организации происходит утечка информации? — Шелестов ждал этого вопроса но когда он прозвучал, полковник, даже будучи готовым к ответу, внутренне содрогнулся.
— Товарищ Сталин, утечка информации произошла не из моего ведомства. Я не контролирую банды, действующие на территории СССР и получающие сведения из спецобъектов. Охраной данных объектов и подбором сотрудников для них занимается народный комиссариат внутренних дел, товарищ Сталин. — Заставив себя успокоиться, ибо далее должна была пойти речь о главном, Шелестов смягчил тон и продолжил: — Товарищ Сталин, информацию о нападении мне предоставил мой бывший подчиненный, который в данный момент не состоит в моем штате. Проблема же заключается в том, что этот преданный стране и народу человек захвачен бандой и сейчас находится среди бандитов.
На том конце провода воцарилось молчание, свидетельствующее только об одном — через секунду Шелестову нужно будет либо снимать с себя погоны, готовясь отправляться на Лубянку, либо для того, чтобы сменить их на генеральские. Полковник желал остаться полковником, лишь бы не произошло первое.
— Страна и народ, товарищ Шелестов, — это одно и то же? Как вы думаете?
— Так точно, товарищ Сталин.
— Тогда зачем вы ставите их в противопоставление друг другу?
— Мое желание уверить вас в чистоте помыслов моего человека настолько велико, что я невольно совершаю логические ошибки, товарищ Сталин.
— Это очень неправильная черта для военного разведчика, полковник. Я имею в виду — волноваться, товарищ Шелестов. Что же касается ошибок, то знаете ли вы, сколько их совершил я, когда отвечал на вопросы жандармов в полицейских участках Петербурга? Кстати, как там погода? По-прежнему сыро?
— Да, товарищ Сталин, сыро и холодно…
— Вот и ваш человек, товарищ Шелестов, совершал, видно, ошибки… В противном случае я уже давно бы подписал приказ о его назначении в ваш штат. Я вот только единственного понять не могу. Если он в рядах банды, тогда как ему удалось передать вам информацию? — Голос Верховного звучал размеренно, и было по-прежнему непонятно, чего от этого голоса ждать.
— Это опытнейший разведчик, товарищ Сталин. Он изыскал резерв, о котором я готовлю вам письменный доклад.
— Опять письменный… — В трубке послышался вздох. — Хотя куда от бумаг деться, правильно, товарищ Шелестов? Лаврентий Павлович складывает их у меня на столе пачками, а что толку? Сколько бы их исписано ни было, информация утекает, как вода меж пальцев. Ай-я-яй… Вы готовы провести контрмеры?
— Конечно, товарищ Сталин.
— Вам нужна помощь?
— Никак нет, если вы имеете в виду подразделения милиции. Но я хотел бы попросить помощи лично у вас.
— Мой автомат, товарищ Шелестов, упал за диван, и я никак не могу его достать.
Полковнику пришлось рассмеяться и сделать это вполне искренне, поскольку в Кремле ходят слухи о чрезвычайной проницательности Самого, когда речь идет о смехе. Шелестов знал несколько человек, которые вот так, поведясь на не самую удачную шутку Верховного, смеялись натянуто и глупо. А Сталин больше всего остального ненавидел две вещи: ложь и неискренность. Что по его только что высказанному мнению являлось одним и тем же, а по мнению Шелестова — не одним и тем же.
— Что вы хотите, товарищ заместитель начальника военной разведки?
— Я хочу представить на ваш суд досье капитана военной разведки, бывшего командира диверсионной группы «Стерх» Ярослава Михайловича Корнеева. В жизни Корнеева количество подвигов, совершенных им, значительно превышает число ошибок, но от подвигов не страдает никто, ошибки же в силах изувечить жизнь.