Принц теней

— Я знаю, что о нас думают в Шане. Для них мы варвары, соблазненные богатствами запада и пришедшие к гибели из-за того, что слабей своих диких соседей.

Хабиба удивился такой трактовке взгляда императора на Фибию. Продолжение речи изумило его еще больше.

— Они ошибаются. Возможно, мы варвары, но рабство сделало нас сильней.

— Фибия когда-то славилась хитростью, — словно похвалил страну Хабиба.

— Мне ничего об этом не известно, — сказал Льешо, сардонически скривив рот.

— Не сомневаюсь.

Они достигли края леса, Хабиба всмотрелся в даль широкого поля. Волны низкой травы покрыли борозды пашни. На земле под паром выросли шелковые палатки как грибы после дождя. У тропинки их ждали три всадника. Один из них, в тяжелой накидке имперского маршала, приблизился поприветствовать их. Его сопровождающие, в форме имперского конного батальона, ожидали, держа руки на рукоятках мечей.

— Хуанг Го-Лун, посол Небесного Императора, Великого Бога Шана, передает свое почтение Хабибе, слуге ее светлости, правительницы провинции Фаршо, — проговорил маршал, — и просит принять подношение и благословение императорского дома.

Он не упомянул Льешо, однако не сводил взгляда с принца Фибии, пока Хабиба не вытащил меч для ритуала верноподданства.

Сначала Хабиба поцеловал лезвие, затем протянул маршалу меч рукояткой вперед:

— Ее светлость молит посла императора принять ее покорного слугу и выслушать жалобную просьбу. Правитель Фаршо лежит погребенным, его владение и имущество захвачено врагами, которые хотят опустошить и земли ее отца.

— Посол Хуанг обсудит с вами эти и иные вопросы, — дал согласие маршал.

Он не произнес никаких слов о расположенности посла, давшей бы надежду на успешный исход слушания, а лишь развернул коня и, еще раз искоса взглянув на Льешо, направился к самому большому ярко-желтому шатру, стоящему на возвышении.

— Он знает, кто я такой, но ничего не сказал обо мне, — разозлился Льешо, когда маршал отъехал.

Юноша не понимал, как можно официально игнорировать его присутствие и при этом непрестанного пялиться на него.

— Конечно, он знает, кем ты себя считаешь, — поправил его Хабиба, тронулся вперед, дав знак следовать всей компании, и добавил: — Об этом ясно говорит твоя одежда и манера держаться. Он проявил интерес, но не удивление.

— Не только у вас есть шпионы, — предположил Льешо.

— Не только, — прищурил глаза Хабиба, словно хотел увидеть сквозь желтую рубашку сердце юноши.

Ему самому не понравился такой настороженный прием, и Льешо пришлось не по душе, что колдун может в чем-то просчитаться. После напряженного раздумья Хабиба пожал плечами, что означало переход к выжидательной позиции:

— Скоро мы узнаем, что думает о нас посол.

Какие-то мысли назревали под внешне отрешенным выражением лица Хабибы. Льешо догадывался об этом и понимал, что если у колдуна есть подозрения, то ему самому лучше держаться настороже. Он сжал рукоятку меча.

— Пять тысяч против наших двадцати, — произнес Хабиба, не взглянув на Льешо, будто напомнил об этом ветру.

Юноша понял намек — народу не нужен мертвый принц — и переместил руку обратно на уздечку, что оказалось своевременным: они подъехали к шатру из желтого шелка, по обе стороны которого сказались солдаты, окружившие их. Льешо соскользнул из седла, оставив меч на месте. Однако когда один из стражников захотел забрать его нож, юноша схватил его первым, не вынимая из ножен, а просто прижав ладонью.

— Это атрибут его титула, — объяснил Хабиба.

Солдаты расступились, дав дорогу какому-то более важному липу.

— Никто не имеет права приближаться к послу императора вооруженным, — сообщил сержант гвардии.

Хабиба простодушно махнул рукой.

— Он всего лишь мальчик, нож для него — игрушка, однако она важна как символ. Понимаете? — солгал колдун.

Сержант внимательно посмотрел на юношу, который выглядел моложе своих лет из-за невысокого роста. Льешо улыбнулся ему, выражая самую пустую усмешку. Я безобиден, передал он незнакомцу.

Со скоростью производящей укус кобры сержант схватил Льешо за горло. С такой же сноровкой юноша обнажил нож. Если б сержант не предвидел такое движение, он оказался бы мертв. Он успел схватить Льешо обеими руками за запястье и остановить нож, кончик которого познал его кровь. Раненый, он со всей силы нажал на вены, близко подступающие к поверхности костлявого запястья, но юноша не выронил нож.

— Брось его! — приказал солдат. — Брось!

Так они и стояли, замерев на мгновение, длившееся вечность, пока разум Льешо не прояснился. Наконец он понял, что находится посреди изумленной толпы, держит мертвой хваткой нож, а окровавленный солдат сжимает его руку, словно от этого зависит его жизнь. Медленно до юноши дошло, что скорее всего действительно зависит.

— Сожалею, — прошептал он в ужасе от содеянного.

Но пальцы не разжал, несмотря на причиняемую боль.

— Пожалуйста, отпустите меня! — притворно заплакал он. — Я не причиню вам вреда!

Сержант негодующе фыркнул:

— Сначала брось нож, потом посмотрим.

Льешо с растущим ужасом смотрел то на нож, то на сержанта:

— Я не могу.