Люси не удержалась и подошла к окну. Открыв створки, она выглянула наружу. На мостовой стоял высокий молодой человек примерно ее возраста, с большими карими глазами, самыми приветливыми и веселыми, которые она когда-либо видела, кудрявый и длинноволосый. При виде ее он прекратил пение, снял шляпу и низко поклонился.
– День добрый, госпожа, – сказал он.
– День добрый, – ответила Люси, кутаясь в покрывало, единственную одежду, которую она впопыхах набросила на себя, предварительно удостоверясь, что оно не слишком прикрывает ее великолепные округлые плечи.
– Надеюсь, вам понравилась моя песня, госпожа?
– Исполнено было славно, сэр.
– По крайней мере, она произвела желанное действие и привела вас к окну.
– Так вот почему вы пели!
– А для чего же еще?
– Так вы меня знаете?
– В этом городе все наслышаны о красоте госпожи Люси Уотер.
– Вы мне льстите, сэр.
– Нет, льстить – это значит хвалить не от чистого сердца. Но сколько вас ни хвали, хвала все равно не будет чрезмерной, а значит, льстить вам невозможно.
– Вы, должно быть, англичанин? Он поклонился.
– Я рад, что вы считаете меня таковым. Эти голландцы такие зануды. В обжорстве, любви к женщинам и сплетням они нам не пара.
– Представления не имею, сэр, насколько вы талантливы за столом, за сплетней или в…
– Кто знает, может быть, я смогу за один день продемонстрировать свои способности во всех трех упомянутых областях.
– Вы очень дерзки!
– Этим мы и отличаемся от голландцев. Может быть, на море нам за ними и не угнаться, но надо быть англичанином, чтобы дерзить в подобных делах.
Люси невольно вскрикнула – незнакомец перемахнул через парапет, а секундой позже его длинные, тонкие пальцы – белые, холеные, унизанные перстнями – вцепились в подоконник.
– Вы упадете, негодник вы этакий! – Она протянула руку, и он, смеясь, влез с ее помощью в окно, что само по себе было делом нелегким, поскольку окна здесь были крохотные – футов в шесть высотой.
Пока Люси тянула вверх незваного гостя, покрывало соскользнуло с плеч, чем оба остались весьма довольны: он – потому что смог убедиться в ее красоте, она – потому что смогла продемонстрировать ее.
– Вы могли разбиться, – с упреком сказала она.
– Падения из окна маловато, чтобы убить такого крепкого мужчину, как я.
– И все из-за глупой проказы.
– Награда стоит этого маленького неудобства. Я убедился, что языки не врали, и госпожа Люси Уотер – без преувеличения красивейшая женщина в Гааге.
– Я должна отослать вас обратно. Не следовало приходить сюда таким образом. Я даже боюсь подумать, что скажет полковник Сидней, увидев вас здесь.
– И все же я рискну навлечь на себя неудовольствие полковника.
– Вы слишком смелы, молодой человек.
– Полагаю, смелость – это достоинство. Без такого рода качеств мне никак не обойтись.
– Должна вас предупредить, что полковник Сидней – очень высокопоставленное лицо.
– Я с ним знаком и целиком разделяю ваше мнение о нем.
– Так вы не боитесь?..
Он положил руки ей на плечи и, на мгновение прижав к себе, поцеловал губы, шею и груди.
– Это уже чересчур, – пробормотала Люси.
– Чересчур мало, согласен с вами.
– Это просто непереносимо!
– Чему бывать, того не миновать.
– Сэр… как посмели вы врываться в мою комнату подобным образом?
– Как я посмел? А что мне оставалось делать, если вы – прекрасны, а я – мужчина, если вы услышали мое пение и протянули мне руку помощи, если уже увиденное мною заставляет меня желать увидеть все, если я уже поцеловал ваши губы и вкус их будет неотступно преследовать меня?
– У меня есть любовник.
– Я предлагаю вам кое-что получше, чем он.
– Да вы наглец!
– Скорее сладострастник – в этом грехе признаюсь.
Люси старалась устоять перед этим натиском, но что она могла поделать? Полковник Сидней ее вполне устраивал, но этот молодой человек выделялся из всех, виденных когда-либо раньше; высокий, стройный, сильный, он мог взять ее силой, и она, пожалуй, была не против, чтобы он сделал это, но он этого не делал, хотя и держался так самоуверенно. Он не собирался брать ее силой, поняла она, потому что знал, что она сама долго не продержится. Глаза его источали негу и страсть, и с такой нежностью ей еще не приходилось сталкиваться. В его манерах проступала какая-то ясность и легкость, которые были сродни ее лени, по чувственности он, казалось, ей не уступал. Ровесник Люси, не отмеченный печатью красоты, он обладал не просто отменной внешностью, а чем-то большим; короче говоря, он был самым очаровательным мужчиной, которого ей доводилось встречать.
Люси вновь подала голос:
– Вам следует отдавать себе отчет, что полковник Сидней сочтет за величайшее оскорбление ваше вторжение сюда.
– Следует ли нам умолчать о том, что я забрался сюда с вашей помощью?
– Я вовсе не собиралась вам помогать. Я просто хотела спасти вашу жизнь. Я боялась, что вы упадете.
– Благодарю, вы спасли мне жизнь, Люси. Как я могу вас отблагодарить?
– Тем, что без шума и скандала уйдете, пока полковник не вернулся и не обнаружил вас здесь.
– И это награда за мои муки, за тот смертельный риск, на который я пошел, чтобы оказаться возле вас?