Принц со шрамом (ЛП)

— Вы не спаситель. Просто изуродованный урод.

Гнев накатывает на меня, и моя рука вырывается прежде, чем я успеваю её сдержать, звук моих колец громко ударяется о кость в бетонной комнате. Он отлетает в сторону, стонет, когда кровь выливается у него изо рта. Сплевывает, и зуб летит на пол. Не обращая внимания на его хныканье, я поднимаю ногу и ударяю ею по его лицу, мой живот напрягается от подъема и опускания ноги, когда я наступаю на его щеку, чувствуя, как кость ломается под моей пяткой.

Красная жидкость собирается вокруг моих ног, и я отступаю назад, закрывая глаза и задыхаясь от огненного ливня, который обрушивается на мои внутренности от его слов.

— Все всегда недооценивают меня, — я вздыхаю и снова делаю шаг вперед, на этот раз, чтобы надавить ногой на его запястье над сломанной костью. — Но ты ошибаешься, Антоний. Потому что прямо сейчас? Я — твой бог.

Я скрежещу носком ботинка, и он стискивает зубы, из его сжатых губ вырывается протяжный стон.

— Не стесняйся, милый, — я хихикаю. — Ты можешь кричать так громко, как тебе угодно. Никто не услышит.

Его рабочая рука летит к моей голени, его ногти пытаются вцепиться в мою плоть сквозь ткань брюк. Наклонившись близко к его лицу, я понижаю голос до шепота.

— Всего несколько жалких слов, Антоний, и все это может закончиться. Скажи мне, что ты видел.

— Вы… вы отпустите меня? — плачет он.

Смеясь, я раскуриваю косяк, и пепел дождем сыплется на его потное, залитое соплями лицо.

— Я обещаю отпустить тебя на свободу

— Я видел вас и леди.

Его слова деформированы, буквы звучат не так, как должны, и каждые несколько секунд он сплевывает еще больше крови у моих ног.

Я ослабляю давление на его запястье.

— В оконном стекле, это… это выглядело так, как будто у вас была интимная близость. П-п-пожалуйста, пожалуйста, умоляю вас… Милорд.

Удовлетворенный вздох вырывается из меня, возбуждение пробегает по моим венам, даже когда его слова напоминают мне о том, каким глупым и безрассудным я был.

— Я ценю твою честность, — иду позади него, мои руки скользят по его шее и сжимают ее прямо под ушами. — И к счастью для тебя, я милосердный бог.

Я выкручиваю до тех пор, пока кости не трескаются и не расходятся. Его безжизненное тело падает на землю подо мной, его глаза широкие и пустые, лужа крови образуется там, где она вытекает изо рта.

— Будь свободен, Антоний.

Я подношу косяк к губам, делаю последнюю затяжку, прежде чем бросить его на труп, позволяя зажженному концу прожечь глаз льва в центре его груди, и странное чувство удовлетворения проникает в меня, когда я наблюдаю, как он превращается в пепел.

13. Сара Б.

— Я бы хотела поговорить с дядей Рафом, — говорю я Ксандеру, который сидит напротив меня, пока Шейна закалывает мои волосы. Она беззаботно сплетничает с Офелией, которая вяжет крючком в стороне.

Он поправляет очки, подносит толстую сигару ко рту и попыхивает концом. Запах табака, сладковатый и дымный, попадает мне в ноздри и напоминает о том, как я часами сидела в кабинете отца, пока он работал. Тоска по дому пронзает мое нутро, заставляя скучать по солнечным дням в Сильве.

— Я всё устрою, — говорит Ксандер.

Я заставляю себя улыбнуться. Дядя говорил мне, что Ксандер будет моим доверенным лицом. Тот, на кого я смогу положиться; козырь в замке. Но чем дольше я здесь нахожусь, тем больше недоверие сменяет уверенность, с которой я приехала.

— Шейна, Офелия. Оставьте нас, — говорю я.

Их болтовня прекращается, и они обе без единого слова выходят из комнаты. Офелия не оглядывается, но Шейна оборачивается, ее широкие глаза скользят между мной и Ксандером, прежде чем она поворачивается и закрывает за собой дверь.

Последние пару дней она была тише, чем обычно, и когда я наблюдаю за ее уходом, я беспокоюсь, что она несчастна здесь. Если бы представилась возможность, она сбежала бы домой и оставила меня в окружении незнакомых мне людей. Это не будет концом света, но она меня утешает. Маленький кусочек чего-то знакомого в неизведанном месте.

Я скрещиваю руки на коленях, глядя на Ксандера, позволяя тишине затянуться надолго после их ухода. Может быть, я и женщина, но я не дура, и я больше не позволю ему обращаться со мной, как с таковой.

— Кузина, — начинает он.

— Не кузинкай мне, Александр.

Он застывает в своем кресле.

— Я устала сидеть здесь, как будто ничего не происходит, — продолжаю я. — Твой отец сказал мне, что я могу доверять тебе. Могу ли я правда?

— Сара, пожалуйста, — он барабанит пальцами по деревянной ручке кресла. — Ты здесь из-за меня. Но на все эти дела нужно время, они хрупкие. Деликатные.

Моя грудь напрягается.

— Время движется гораздо медленнее, когда тебя используют как реквизит.

Он насмехается, качая головой.

— Ты хоть представляешь, что для этого потребовалось? Что потребовалось, чтобы доставить вас сюда? — стул скрипит, когда он наклоняется вперед, опираясь локтями на колени. — Я знаю, что трудно ждать, но все становится на свои места. Тебе просто нужно терпение.