От долгих грустных размышлений начинало болеть сердце. Льешо осторожно провел кончиками пальцев по яркому гобелену: на берегах покрытой рябью реки густо рос камыш. Небольшие деревянные мостики, на которых можно разглядеть даже отдельные доски, вели к небольшому острову, очень похожему на тот, где Льешо вместе с товарищами тренировались в ведении боя. Льешо вспомнил занятия, которые проводила Каду: он входил в один отряд с Хмиши и Льинг, а Бикси возглавлял другой. Воспоминание согрело почти домашним теплом.
Юноша отодвинул удивительный занавес и вошел в святилище. Горел призрачный огонь. Сквозь едва заметную щель в полу в пещеру поступал легкий горючий газ – он-то и поддерживал огонь в честь неведомых духов. В бледном свете можно было рассмотреть возвышающуюся посреди пещеры каменную колонну – от пола до потолка ее покрывали изображения сражающихся воинов. Фигуры двигались в бледном свете, и словно издалека доносились звуки и запахи боя. Именно в такой битве Льешо и потерял мастера Якса – учитель погиб, сражаясь с войсками волшебника Марко. Его похоронили в безымянной могиле, чтобы враги не смогли надругаться над погребением. Сейчас юноша надеялся, что нашел последнее пристанище воинов и утешение собственных братьев.
– Все долги уже отданы, – обратился он к волшебным фигурам на колонне.
Льешо знал вполне достаточно, чтобы с ужасом ожидать продолжения всего того, что готова открыть пещера. И все же, увидев следующее изображение, он в страхе отшатнулся. Сад ее сиятельства.
Принц, возможно, не помнил во всех деталях растущие в этом саду деревья – сейчас они оказались украшены янтарными персиками и аметистовыми сливами, – но в изображенных на колонне фигурах сомневаться не приходилось. В тени сгибающегося под тяжестью плодов дерева лежал маленький смуглый мальчик с исполненными благоговения глазами. Голова его покоилась на коленях дамы с бледным, словно призрачным лицом, по которому текли кровавые рубиновые слезы. На мягкой зеленой траве, возле чаши с фруктами, лежал забытый лук. Мальчик умирал. Сердце его было пронзено коротким копьем, и из раны изливался желтый свет.
Льешо понимал, что изображенный на колонне мальчик – он сам; он даже узнал копье. Оружие ожидало своего хозяина где-то внизу, в городе. Такую вещь страшно носить с собой, но еще страшнее хоть на минуту оставить в чужих руках. Оставалось надеяться, что сон не окажется пророческим.
Словно хватаясь за жизнь, Льешо засунул руку за пазуху и сжал ладанку, в которой возле самого сердца хранились жемчужины Богини. Не хватало одной – той, что в серебряном обрамлении. Юноша медленно, осторожно попятился из святилища; он точно так же, спиной вперед, спустился бы с холма, но на пути неожиданно выросла высокая темная фигура.
– Что, не нравится?
Свин не был одет, однако все его тело увивали серебряные цепи – точно такие, как те, что обрамляли жемчужину.
– Твоих рук дело?
Льешо показал в сторону пещеры, из которой только что вышел. Обернувшись, он заметил, что сейчас вход в нее прикрыт простым, старым и пыльным покрывалом, изображающим традиционный ташекский узор – листья и цветы.
– Это не мой сон, – напомнил Свин. – Я здесь лишь потому, что меня пригласил ты.
Он сделал пару шагов по тропинке вслед за Льешо и кивнул в сторону богато расшитого фибским узором занавеса. Раздвинув складки гобелена, скрылся в темноте. Льешо последовал за ним и оказался в небольшой пещере.
Крашеная штукатурка имитировала характерную для Кунгола сияющую на солнце желтую глину, которая и придавала городу его неповторимый облик. Однако больше никаких следов сотзоривший эту пещеру паломник не оставил. Льешо подумал, существует ли фибская пещера в реальном мире, или Свин создал ее только здесь, во сне. Однако джинн молчал. Тот, кто выбил в скале этот уединенный приют, не предназначал его для чужих глаз. Место выглядело нестерпимо уютным.
Льешо провел пальцами по стене – медленно, вкладывая в одно-единственное движение всю свою тоску по матери, сестре, родному дому, а потом резко отвернулся.
– Неужели ты не хочешь увидеть, что там? – удивленно поинтересовался Свин.
– Там нечего смотреть, – коротко отрезал принц.
И правда, в пещере не было ничего, кроме гладких прохладных стен цвета фибского золота. Дальнюю стену, правда, украшала какая-то роспись, однако в тусклом свете Льешо не мог рассмотреть, что именно там изображено. В эту минуту свет стал немного ярче, и на стене проступили те самые горы, которые окружали Кунгол: бледные, с укутанными туманом вершинами и плавно перетекающим в желтые улицы города нижним ярусом.
Льешо понял, что свет исходит из самой картины – притягательный, не позволяющий отвернуться. С гор прилетел холодный, резкий ветер, коснулся лица, и юноша вздрогнул. Окутывавший вершину одной из гор туман рассеялся, показав золотые ворота. Льешо смело подошел к ним, и ворота беспрепятственно пропустили внутрь, туда, где он еще ни разу не бывал. И тем не менее место он узнал сразу.
– Это же райские сады, – прошептал принц, и Свин кивнул.
– За ними нужен уход.