Принц приливов

— Мы все равно убьем тебя, ниггер, — пригрозил ему двадцать восьмой номер, защитник команды-соперника.

Бенджи несся к месту совещаний. «Дьяволы» двигались следом, словно свора озлобленных псов.

— Ниггер. Ниггер. Долбаный ниггер, — бросали они Бенджи в спину.

Противники продолжали орать, когда я объявил первую игру сезона открытой. Наши ребята были потрясены. Бенджи находился в шоке.

Мы выстроились на своей части поля. «Дьяволы» встали напротив нас, повторяя:

— Убьем ниггера!

Приветствие было смазано. Когда я наклонился в их сторону, все тот же защитник сказал мне:

— Выдай-ка мне этого черножопого.

Я поднялся, ткнул пальцем в его сторону и вежливым тоном ответил:

— Пососи у себя между ног, мальчик.

Раздался свисток. Главный судья назначил против нас пятнадцатиярдовый штрафной за неспортивное поведение. Слова «неспортивное поведение» он произнес с какой-то гнусавой протяжностью, будто куклуксклановец, который судит футбольные матчи в свободное время. Вообще, среди судей на провинциальных матчах Юга я не встречал людей, разделявших принципы Верховного суда.

— Послушайте, как насчет того, чтобы гости перестали обзывать нашего игрока под сорок четвертым номером?

— Я ничего подобного не слышал, — сделал удивленное лицо судья.

— В таком случае вы не слышали, как я предложил тому прыщавому пососать у себя между ног.

Прозвучал еще один свисток, и судья отмерил половину расстояния до линии ворот. Мое блистательное вмешательство украло у нас двадцать пять ярдов. Мне предстояло принять бросок из центра.

— Заткнитесь и продолжайте игру, — велел судья.

— Иди сюда и получи, ниггер, — орал защитник «Дьяволов». — Я вышибу из тебя мозги, ниггер. Сегодня мы прикончим этого ниггера. Сегодня мы попробуем его мяса.

Болельщики из Северного Чарлстона продолжали скандировать: «Ниггер!», их голоса звучали все громче. Коллетонские болельщики смотрели молча. Родители Бенджи сидели на самом верху. Его мать отвернулась, а отец продолжал стоически следить за происходящим. Я понял, от кого Бенджи унаследовал достоинство и невозмутимость.

Я взял тайм-аут.

Мои товарищи по команде выглядели жалко. Сейчас они напоминали бездомных псов, что живут на свалках и кормятся отбросами. В них не было ни капли бойцовской злости, о которой нам недавно говорил тренер. Зато во мне ярости было предостаточно, мне хотелось вцепиться зубами в штангу ворот или начать колошматить по этим застывшим физиономиям. Я перевел взгляд туда, где стояла клетка с Цезарем. Тигр мирно спал. К счастью для себя, он не был искушен в том, насколько ядовитыми могут быть люди.

Я присел на корточки и обратился к команде:

— Эй, парни. Если кто забыл, я — Том Винго, ваш квотербек. Да, тот самый золотоволосый поганец Том. Смотрю, вы остановились. Придется вас немного подогреть.

— Ниггер! Ниггер! Ниггер! — неслось с трибун.

Жители Коллетона безмолвствовали.

— Устроим маленькую разминку. Бенджи, я знаю, каково тебе сейчас. Нам всем не легче. Их вопли устрашают. Но прежде чем мы покажем им, что ты самый быстрый чернозадый игрок в мире, надо провести небольшую подготовку. До сих пор, ребята, вы вели себя как мертвецы. Парни, вы должны ожить. И немного пошуметь.

Послышались ободряющие возгласы. По сравнению с неистовым ревом приезжих болельщиков это был слабый шепот.

Я подошел к Люку, обхватил его за плечи и постучал ладонью по шлему.

— Заставь Цезаря рычать.

— Что? — не понял Люк.

— Сделай так, чтобы Цезарь зарычал, — повторил я.

Люк не стал спорить. Он покинул место нашего совещания и направился в сторону команды-соперника, глядя на клетку, скрытую темнотой. Брат дошел почти до линии розыгрыша и там, перекрывая гул болельщиков, крикнул, обращаясь к тигру семьи Винго:

— Голос, Цезарь! Голос!

И Цезарь, который спал среди рыбьих костей и остатков куриных потрохов, Цезарь, утомленный светом прожекторов и футболом, проснулся, услышав взволнованную, напряженную команду человека, к которому он был привязан больше всего.

Цезарь встал, подошел к прутьям клетки — не домашний любимец, не живой талисман, а настоящий бенгальский тигр. Он зарычал, приветствуя самого крупного правого нападающего штата и показывая ему свою верность.

Люк так же страстно вторил ему, выражая свою любовь.

Цезарь снова открыл пасть, и его рык пронесся над полем, как самолет на бреющем полете, заглушая беснующихся болельщиков. Рев преодолел пятьдесят ярдов, ударил нам в уши, полетел к стоянке, достиг кирпичной стены спортивного зала и эхом вернулся назад. Казалось, там, во тьме, притаился еще один громадный дикий зверь. Цезарь ответил на собственное эхо, и я крикнул своей команде:

— А ну, младенцы, хватит гадить в пеленки. Берите пример с Цезаря!