Принц Лестат

– Все из-за того, что случилось в поместье за время ее отсутствия, – пояснила Джесси. – Я оставалась там с Хайманом, Мекаре и несколькими молодыми кровопийцами, изучавшими архивы. Не знаю точно, кто это был. Маарет привела их незадолго до своей поездки. Мне известно лишь, что она лично одобрила каждого из них и дала им допуск к древним записям. Ну а мы с Хайманом на двоих, так сказать, поддерживали огонь в очаге. И вот как-то раз я отправилась на пару ночей поохотиться в Джакарте, а Хайман остался один.

Вернувшись, я обнаружила, что половина поместья выгорела в пламени пожара, часть молодых вампиров – а быть может, и все – испепелены, а Хайман в полном шоке. Маарет тоже вернулась – инстинкт подсказал ей, что она нужна здесь. Разрушения были ужасны. Начисто сгорели многие крытые дворики, некоторые библиотеки. Древние свитки, таблички – все пропало. Но ужаснее всего были останки тех, кто сгорел заживо.

– И кто именно? – перебил я.

– Честно, даже не знаю. Маарет не называла мне имен.

– Но разве сама ты не встречалась с этими юными вампирами? Уж верно, ты запомнила хоть кого-то из них!

– Прости, Лестат, – покачала головой Джесси, – я не запоминаю их, не знаю ни в лицо, ни по имени. Все они были молоды, очень молоды. Там всегда крутилась какая-нибудь молодежь. Одни уходили, другие приходили. Маарет приводила их туда. Я не знаю, кто погиб. Просто не знаю.

Дэвид сидел в полном потрясении. Конечно, он, как и я, уже видел развалины. Но слышать, как это все произошло – совсем другое дело.

– А что рассказал Хайман? – спросил он.

– То-то и оно. Он не помнил, что произошло. Не мог вспомнить, где он был, что делал, что видел за время моего отсутствия. Он жаловался на помутнение в голове и даже физическую боль, самую настоящую боль. Хуже того, он то и дело терял сознание, прямо у нас на глазах. Бредил, бормотал, говорил то на древнем наречии, а подчас на других, неведомых мне, языках. Нес всякую чушь. А иногда словно бы разговаривал с кем-то у себя в голове.

Я мысленно сделал себе заметку – и закрыл свой разум от всех остальных, точно склеп.

– Он явно страдал, – продолжила Джесси. – Спрашивал Маарет, как унять боль. Умолял ее облегчить его страдания, словно они снова оказались в Древнем Египте, и она была знахаркой. Говорил, словно бы у него что-то засело в голове, и от этого очень больно. Просил вытащить эту штуковину. Спрашивал, способен ли вампирский доктор, Фарид, вскрыть ему череп и извлечь чужеродное тело. Постоянно переходил на древние наречия. На меня обрушился каскад самых невероятных и ярких образов. У меня сложилось впечатление, будто ему казалось, он перенесся в те времена. Он был болен и не в себе.

– А Мекаре?

– Почти такая же, как всегда. Но не совсем.

Джесси умолкла.

– Что ты имеешь в виду? – не утерпел я.

Она стерла возникшие у нее в голове образы так быстро, что я не успел их уловить. Стала подыскивать слова.

– Ну, Мекаре всегда держалась очень степенно, величаво. Но когда я только примчалась в поместье и только-только успела увидеть обгоревшие балки и рухнувшие кровли, как вдруг в одном из переходов наткнулась на Мекаре, и она была совсем другой – оживленной, бодрствующей. Я даже сперва не узнала ее. – Джесси снова умолкла и отвернулась, но потом снова посмотрела на нас. – Не знаю, как объяснить. Она стояла, свесив руки по бокам и прислонившись к стене. И смотрела на меня.

В голове у нее снова вспыхнул яркий образ. Я видел его. И Дэвид, конечно, тоже.

– Я понимаю, со стороны кажется – сущий пустяк. – Джесси говорила тихо-тихо, едва слышно, словно бормотала себе под нос. – Но говорю вам: никогда прежде я не видела, чтобы она так на меня глядела – как будто вдруг узнала меня, как будто в ней вдруг пробудился разум. Мне почудилось – я встретила незнакомку.

Да, я понимал, о чем это она. И Дэвид тоже. Но все это было так зыбко, так неопределенно.

– Честно, я ее даже испугалась. Очень испугалась. Других вампиров я, по самоочевидным причинам, ни капли не боюсь. А вот ее в тот момент испугалась. На лице у нее было такое не свойственное ей выражение. А ведь она просто смотрела на меня. Я словно окаменела. Думала – а ведь у этого создания вполне бы хватило могущества на все это вот: на то, чтобы устроить пожар, испепелить молодняк. Она и меня может испепелить. Но и Хайман, конечно, тоже мог бы все это сделать, и я не знала еще, что он ничего не помнит. Тут прибежала Маарет, обняла сестру – и Мекаре словно бы стала сама собой. Взгляд у нее расплылся, сделался безмятежным, почти незрячим. Она выпрямилась и сразу стала мягче, приобрела обычную плавность и грацию – и пошла прочь типичной своей походкой: платье колышется, голова чуть склонена. Она обернулась на меня, и глаза ее были пусты. Совершенно пусты. Но все равно это были ее глаза, если понимаете, что я имею в виду.

Я ничего не сказал. Перед мысленным взором у меня пылал переданный Джесси образ. По спине вдруг пробежал холодок.

Дэвид молчал. Я тоже.