Однако теперь им завладели новые представления, отрицать которые он более не мог. Он сам стал свидетелем того, что перевернуло все его взгляды. Разум его наконец отринул былое упрямство, открылся навстречу безумным новым возможностям, неистовому, бьющему наружу свету.
А вдруг старые убеждения, выковавшие его характер, вовсе не то священное откровение, за которое он их когда-то принимал? А вдруг все же возможно напитать каждую клеточку своего существа благодарностью и приятием себя самого – и приятие это принесет не только удовлетворение, но и чистую радость?
Немыслимо. Невозможно.
И все же Луи не мог отрицать, что ровно это и происходит. Именно это он и испытывает. Общий подъем – ощущение настолько новое и непривычное, что никто, кроме него самого, ни за что не понял бы всей глубины происходящего. Но Луи достаточно было, что понимает он сам.
Тому существу, тому созданию, которым он стал теперь, уже не требовалось ни в чем признаваться своим любимым, не требовалось ждать от них одобрения – лишь надо было самому любить их всей преображенной душой, самому одобрять их цели и поступки. Когда-то давно Арман назвал его плодом своей эпохи – что ж, пожалуй, так оно и есть. Но теперь он видел, что породившая его темная и яркая эпоха со всеми своими обветшалыми верованиями и обреченными восстаниями – всего лишь начало, лишь плодородная нива. А все его былые метания и внутренняя борьба, когда-то столь ценная сама по себе – лишь призраки прошлого, из которого он, вопреки себе самому, все же вырвался.
Он не погиб. Возможно, это – единственное его настоящее достижение. И все же он уцелел. О да, он много раз терпел поражение, но удача не оставила его. И вот теперь он оказался здесь, целый и невредимый, смиренно принимающий этот факт, хотя и сам не ведающий истоки своего смирения.
Однако теперь впереди маячили новые цели и задачи, новые проблемы и сложности – несравненно более дивные и великолепные, чем он когда-либо мог предположить. И он искренне стремился в это будущее, в то время, когда «ад не будет властен над нами», а Путь Дьявола станет Путем Народа Тьмы – народа, а не детей. Дети выросли.
Не счастье, нет – и не простое удовлетворение. Покой, вот что это такое. Покой.
Из глубин дома доносилась музыка Антуана и Сибель. Теперь они играли неистовый вальс Чайковского – вальс из «Спящей красавицы». Музыка звучала все громче, разливалась чарующими глиссандо Антуана и мощными аккордами Сибель.
О, до чего же по-новому воспринимал Луи эту победоносную мелодию! Лишь теперь он по-настоящему открылся ей, признал ее великолепную правоту.
Он прикрыл глаза. Подбирал ли он слова этой бурной мелодии, пытался ли выразить рвущееся из души твердое знание? «О да, я хочу, я принимаю, лелею в сердце все это – желание вечно осознавать эту красоту, позволить ей стать моим путеводным светом…»
Все быстрей и быстрей играли пианино и скрипка, все слаженней, точно единое целое, выводили они песнь веселья и славы.
Внезапно его раздумья прервал какой-то посторонний звук. Будь начеку! Музыка оборвалась.
На верху кирпичной стены слева от него притаился во тьме какой-то человек. Он не видел Луи, но тот отлично его различал. Сибель с Антуаном осторожными шагами приблизились к стеклянной галерее, что шла по задней стороне всех трех соединенных домов. Луи слышал учащенное, тяжелое дыхание смертного.
Незваный гость, одетый в черные куртку и штаны и черную же бейсболку, спрыгнул на мокрую траву и с плавной кошачьей грацией метнулся из кустов навстречу льющемуся из окон дома тусклому желтому свечению.
Запах страха, запах ярости, запах крови.
Вот теперь он увидел Луи – одинокую фигуру на скамье под деревом – и замер на миг, а потом вытащил что-то из-под тонкой ветровки. В полутьме сверкнул серебром острый нож.
Незнакомец медленно двинулся к Луи. Ах, этот древний угрожающий танец!
Луи закрыл книгу, но с колен не убрал. От запаха крови его слегка лихорадило. Худощавый, но сильный и крепкий молодой человек подходил все ближе и ближе. Луи видел его искаженное злобой лицо куда четче, чем тот мог видеть его самого. Грабитель обливался потом, дыхание срывалось с его губ тяжело и резко, он был одурманен наркотиками и стремился лишь раздобыть чего угодно, на что можно будет купить новый препарат для скрученных болью внутренностей. Этот ли обнесенный стенами сад, другой ли – ему было все равно. Не успел Луи окликнуть его, он уже замахнулся ножом, целя в самое сердце.
– Смерть, – произнес Луи достаточно громко, чтобы грабитель замер, хоть и всего в паре шагов от него. – Ты готов к ней? Ее жаждешь?
Незнакомец зловеще рассмеялся и шагнул вперед, сминая тяжелой ногой лилии, прекрасные белые лилии.
– Да, приятель, смерть! – сказал он. – Ты оказался в неудачное время и в неудачном месте.
– Ах, повезло бы тебе, если б ты был прав, – вздохнул Луи. – Но ты еще никогда так не ошибался!
И схватил грабителя.
Нож отлетел в сторону, затерялся в мокрой опавшей листве. Сибель с Антуаном ждали в тени за стеклянной стеной.