– Давайте-ка проясним один момент, господин мэр: три дня назад пропало… существо, которое стерегли много веков и пробуждение которого грозит всему Мистиктауну.
– Никто не говорит «грозит», – возразила Флорис Кранах. – «Связано с судьбой» города.
– Поправь меня, если ошибаюсь, – свирепо повернулась к ней Брунгильда, – но добрых кротких людей нет нужды охранять веками. И теперь вы хотите, чтобы моя внучка нашла и вернула
– Но Бри, если магия у Виски в крови, пусть просто воззовёт к ней, и…
– Виски даже яйца не умеет варить! – ударила кулаком о стол Брунгильда. – О каком колдовстве и чарах вы толкуете!
– Вряд ли для повторного упокоения принца понадобится варить яйца. Как мэр этого города, я требую, чтобы…
– Требовать можете от своей дочери, господин Санкёр, а к моей девочке и близко не подходите!
Брунгильда схватила сумку и покинула помещение размашистым шагом. Не успела она взяться за перила ведущей наверх лестницы, как дверь позади снова открылась и закрылась, выпустив Друзилу.
– Ты не можешь просто отвернуться от всего этого.
– Не могу? Смотри! – Брунгильда демонстративно повернулась спиной и начала подъём.
– Виски спускалась в архив. А ещё она искала кольцо некой Имельды. И то и другое на следующий же день после исчезновения принца. Это не может быть простым совпадением, девочка что-то знает. Только не говори, что интуиция не подсказывает тебе то же самое.
Морщинистая рука на перилах замерла. Брунгильда поглядела на стоящую у подножия лестницы леди в фиолетовом шерстяном костюме и шляпке с тюлевой лентой. Из-под шевельнувшегося подола выступила Пикси, посмотрев таким же выжидающим, как у хозяйки, взглядом.
– Так иди и изложи свои выводы мэру.
– Я не собираюсь этого делать, – покачала головой Друзила, – но пойми: речь сейчас не только о Виски, облако нависло над всем Мистиктауном. У нас с тобой всегда хватало разногласий…
– Это уж точно, – фыркнула Брунгильда, скрестив руки на груди.
– Но одно нас неизменно объединяло…
– Разница во вкусах?
– Любовь к этому городу.
Заготовленная отповедь застыла на губах пожилой кулинарши.
Друзила подхватила на руки поскуливающую Пикси и вернулась в зал заседаний, аккуратно притворив за собой дверь. Когда она ушла, лицо Брунгильды разом состарилось на десяток лет под печатью усталости и тревоги. Постояв ещё немного, она поправила сумку и решительно двинулась наверх.
Мы с Касинелем остановились перед увитой розами калиткой с номером дома. Рядом на шесте торчал почтовый ящик в виде фургона бродячих артистов, на полукруглой крыше которого сидели человечки из мха и пластилина с крылышками из семян липы и волосами-веточками.
– Позволь, – Охотник открыл дверцу и придержал.
Семья госпожи Кранах жила в аккуратном двухэтажном доме с верандой вдоль всего фасада. Двор пестрел клумбами, разбитыми в старых автомобильных шинах, лейке с облупившейся голубой краской и даже в корзине на раме прислонённого к дому велосипеда. Качели на дереве тихо поскрипывали от ветра.
На звонок в дверь открыла молодая женщина в потёртых голубых джинсах и красном тряпичном ободке в горох, держа на руках девочку лет четырёх. Малышка сосала палец, а второй рукой обнимала мать за шею.
– Моё почтение, – поклонился Касинель.
– Добрый вечер, Мирабэль. Это инспектор…
– Сколько раз повторять: не соси палец! Алисия, кому я сказала? Да, извините, – снова повернулась она к нам.
– …инспектор Касинель. Вы, наверное, уже о нём слышали. Мы заскочили поблагодарить госпожу Кранах за лазанью, – я протянула пустой судок, – и вернуть это.
Мирабэль поправила свободной рукой выбившуюся из-под повязки тёмную кудряшку и растворила дверь шире.
– Мама ещё не вернулась с заседания Совета, проходите.
– Вообще-то мы не к ней…
Но та уже скрылась в глубине дома, и мы с Касом, переглянувшись, переступили порог. Из приоткрытой двери справа лился голубоватый телевизионный свет, и двое неизвестных кричали друг на друга мультяшными голосами. Виднелся кусок обоев в полоску, край серванта и рассыпанные по ковру фрагменты пазла.
– Сюда! – раздалось откуда-то слева, под грохот посуды и пронзительный свист.
Мы двинулись на шум и оказались в тесной светлой кухоньке, заставленной бытовыми приборами. Карандашные метки на обоях возле двери гласили, что в доме живут двое, чей рост составляет девяносто девять и сто двадцать семь сантиметров.
Мирабэль повернула ручку конфорки, и вопли чайника оборвались. По вспотевшей стене над плитой потекли тоненькие ручейки.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – кивнула она на огибающий стол уголок. Плетёный абажур отбрасывал на клеёнку тень в виде трепещущих на ветру ветвей.
Девочка сидела уже не на руках у матери, а возле раковины и деловито раскладывала по бокалам одноразовые чайные пакетики.
– Молока надо? – спросила она, болтая ножками. На царапине под правой коленкой был зелёнкой нарисован паук, а крохотные ногти на ногах выкрашены фломастерами в разные цвета.
– Алисия, сколько раз повторять: «Вы пьёте с молоком?»