Принц и танцовщица

Стук в дверь. Не успел лежавший в пальто принц сказать «антрэ», не успел приподняться, как в номере, вместо одного человека, было уже два, и сразу стало тесно.

Ни колючая щетина, ни потертое с глянцем пальто, ни отсутствие воротничка не обманули Барбасана. Прекрасные военные манеры и такой же прекрасный французский язык дополнили впечатление.

К довершению всего принц, этот жгучий темно-смуглый поживший брюнет, оказался добросовестным человеком.

— Я и забыл, как это делается. Давно, очень давно, с самой войны, я уже не тренировался.

— Ваша Светлость, можно забыть математические формулы, но нельзя забыть ездить верхом, плавать, делать сальто-мортале, метать ножи. Нельзя! Немного поупражняться, поднабить руку и глаз, и все пойдет, как по маслу. Скажите другое, Ваша Светлость, быть может… ваш титул…

— О, в этом отношении я без всяких предрассудков. Мой титул может помешать мне украсть, обидеть кого-нибудь, сделать дурной поступок, но честно зарабатывать хлеб — никогда!

— В таком случае мы сговоримся и поймем друг друга с полуслова.

И действительно, сговорились и поняли. И прежде всего, получив аванс, принц Каджар сговорился и со своим отощавшим желудком, и с парикмахером, помолодившим его лет на пятнадцать.

Барбасан в спешном порядке заказал две дюжины острых и длинных, исполненных по особому рисунку ножей. Неделю принц тренировался, а еще через неделю уже начал выступать в цирке под псевдонимом «Персиани». Но псевдоним был секретом полишинеля. Публика знала, кто скрывается под этим «Персиани».

Хотя велико было искусство метателя ножей, однако никто не решался изображать собой живую мишень, пока не нашелся безработный русский офицер, за десять франков в вечер рискнувший выдерживать стальной дождь ножей, чертивших его силуэт на деревянном экране.

«Персиани» увеличил сборы. Гвидо Барбасан от удовольствия потирал руки.

— Пусть попробуют сказать обо мне, что я не ловец жемчуга.

Вслед за первой жемчужиной вторая, третья.

Принц Каджар сначала потянул за собою офицера своего полка, своей Дикой дивизии. Это был ротмистр Заур-бек, ингуш-мусульманин с бритой головой и черными усами. Лицо типичнейшего янычара. В походке и в цепкой фигуре с тонкой талией что-то хищническое. Он не ходил, а подкрадывался бесшумно и мягко. С головы до ног кавказский горец.

Барбасан использовал его умение джигитовать. Одетый в черкеску, Заур носился по кругу на небольшом горячем скакуне, стреляя из винтовки, поднимаясь во весь рост над седлом и со страшным гортанным гиканьем, леденящим зрителей, подхватывая на карьере монеты, сигары, миниатюрные дамские платочки. То он вдруг оказывался уже под брюхом лошади, и уже оттуда раздавался выстрел его винтовки.

Почти на таком же амплуа был другой наездник — Антонио Фуэго, молодой красавец-ковбой. Казалось бы, Фуэго должен был ревниво относиться к наезднику, работающему едва ли не в одинаковом с ним жанре Казалось бы. А на самом деле Фуэго и Заур-бек с первых же дней подружились, так подружились — водой не разольешь.

Слишком много общего было у этих двух всадников — сына бразильских прерий и кавказского горца. Сблизило их все, начиная с любви к лошади и кончая отвагой, удалью и широтой натуры, тем, что дается либо необъятной равниной, либо царством заоблачных скал…

25. ПРОИГРАННОЕ ПАРИ

Однажды, беседуя кое с кем из своих артистов, Гвидо Барбасан, неугомонный, вечно искавший притягивающих номеров, заметил:

— Эффектный был бы номер, очень эффектный!

— Какой?

— Королева пластических поз. И ничего не надо. Никакой акробатики, выучки, надо иметь безупречную фигуру, владеть ею. Необходимы также целомудрие и этакая благородная стыдливость. Кто-то сказал:

— Безупречных фигур много, а вот хотел бы я увидеть в Париже целомудрие и стыдливость!

Кругом засмеялись. Барбасан чуть-чуть улыбнулся.

— Я сам того же мнения и поэтому сомневаюсь, чтобы мне повезло найти то, чего я ищу. Нельзя совместить несовместное, — вздохнув, философски прибавил он.

— Другими словами: красота и пластика с одной стороны, а с другой — те добродетели, о которых наш милый директор упомянул только что?

Это сказал метатель ножей Персиани. И, сказав, по военной манере приосанился и даже откашлялся в свои черные густые усы.

— Директор, как всегда, не берет своих слов назад и отмечает с грустью, что королеве пластических поз в таком мечтательном поэтическом жанре, какой он имеет в виду, — не бывать в его цирке, — отозвался старый Гвидо.

— В таком случае, директор, быть может, как спортсмен с головы до ног, рискнет побиться со мной об заклад, — предложил Фазулла-Мирза.

— Сущность заклада?

— Сущность такова: я имею в виду для вас королеву пластических поз. Мы с вами любим сигары, если королева будет одобрена, вы ставите ящик гаванских сигар, если же вы найдете ее неподходящей, директор выкурит мой ящик.

— Идет. Принимаю, — оживился Барбасан. — И ничего не имею против, чтобы Ваша Свет… хгм, чтобы вы, мосье Персиани, полакомились полусотней превосходных… марку выбирайте сами — «Лопец», «Педро-Муриас», «Фернандец-Гарсиа»…