Принц и нищий [Издание 1941 г.]

И сразу пришли приятные мысли; жизнь стала казаться радостнее. Теперь он избавлен от неволи и преступления, избавлен от общества низких и грубых бродяг. Он нашел кров, ему тепло, словом — он счастлив. Дул ночной ветер; налетал порывами, от которых дрожала и тряслась старая рига; замирал, потом снова стонал и выл по углам и под крышей; но все это было музыкой для короля теперь, когда ему стало хорошо и удобно: пусть дует и злится ветер, пусть плачет и свистит, и стонет, — ему было все равно. Он только сильнее прижимался к своему другу, наслаждаясь теплом, и незаметно уснул блаженным сном без сновидений, ясным и мирным. Вдали выли собаки, печально мычали коровы, бушевал ветер, дождь яростно стучал по крыше, а его величество, властитель Англии, спокойно спал, и рядом с ним спал теленок, простое создание, не стесняющееся спать рядом с королем.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Король у крестьян.

Проснувшись рано утром, король заметил, что мокрая, но догадливая крыса прокралась ночью к нему и приютилась у него на груди. Когда он пошевелился, крыса убежала. Мальчик с улыбкой сказал:

— Глупая, чего ты боишься? Я такой же бездомный, как ты. Стыдно мне было бы обидеть беззащитного, когда я сам так беззащитен. Я признателен тебе за доброе предзнаменование, потому что, когда король опустился так низко, что даже крысы укладываются спать у него на груди, — это верный признак, что скоро судьба его должна измениться, так как ясно, что ниже упасть нельзя.

Он встал, вышел из стойла и в ту же минуту услышал детские голоса. Дверь сарая отворилась, и вошли две маленькие девочки. Заметив его, они сразу перестали болтать и смеяться и остановились как вкопанные, разглядывая его с большим любопытством; потом начали шептаться; потом подошли ближе и опять остановились; опять поглядели на него и зашептались. Мало-помалу они набрались храбрости и начали говорить о нем довольно громко. Одна сказала:

— У него лицо красивое.

Другая прибавила:

— И волосы кудрявые.

— Но он одет очень скверно.

— И какой голодный на вид!

Они подошли ближе, застенчиво обошли несколько раз кругом него, внимательно его рассматривая, словно он был каким-то странным, невиданным зверем; боязливо и зорко наблюдали за ним, как бы боясь, что этот зверь, чего доброго, может и укусить. В конце концов они остановились перед ним, держась за руки, как бы ища защиты друг у дружки, вытаращили на него свои простодушные глаза, потом старшая, собрав всю свою храбрость, напрямик спросила:

— Кто ты такой?

— Я король, — ответил он с достоинством.

Дети слегка отшатнулись, широко раскрыв глаза, и полминуты не могли выговорить ни слова; потом любопытство взяло верх.

— Король? Какой король?

— Король Англии.

Девочки посмотрели друг на дружку, потом на него, потом опять друг на дружку — удивленно, смущенно.

Затем одна из них сказала:

— Ты слышишь, Мэрджери? Он говорит, что он король. Правда ли это?

— Как же это может быть не правда, Присси? Разве он станет лгать? Ведь ты понимаешь, Присси, если это не правда, значит, это ложь. Ложь, конечно! Ты подумай! Все, что не правда, то — ложь; с этим уж ничего не поделаешь.

Довод был здравый и неопровержимый, — сомнения Присси сразу рассеялись.

Она подумала минутку, положилась на честность короля и бесхитростно сказала:

— Если ты вправду король, я тебе верю.

— Я вправду король.

Таким образом дело уладилось. Королевское звание его величества было признано без дальнейших споров, и девочки принялись расспрашивать его, как он попал сюда и почему он так не по-королевски одет, и куда он идет. Король и сам был рад отвести душу, рассказав о своих злоключениях кому-нибудь, кто не станет смеяться над ним или сомневаться в правдивости его слов; он с жаром рассказал свою историю, на время позабыв даже о голоде, и добрые девочки выслушали его с глубоким сочувствием. Но когда он дошел до последних своих несчастий и они узнали, как давно он ничего не ел, они перебили его на полуслове и побежали домой, чтобы достать ему завтрак.

Теперь король был счастлив и весел.

«Когда я вернусь во дворец, — говорил он себе, — я буду всегда хорошо относиться к маленьким детям, в память того, как эти девочки хорошо отнеслись ко мне и поверили мне, когда я был в несчастье, а те, кто старше их, и, следовательно, должны бы быть умнее, только издевались надо мною, считая меня лжецом».