Принц и гвардеец

Я до ушей расплылся в идиотской улыбке. Это воистину здорово, что после вчерашнего вечера она умудрилась увидеть во мне какие-то положительные качества.

– Но в силу веских причин, полагаю, это маловероятно, – закончила она еле слышно.

Впервые за все время я мысленно поблагодарил отца за выучку, которая позволила не выдать своих чувств. И даже мой голос, когда я задал следующий вопрос, прозвучал спокойно:

– Не будете ли вы так добры пояснить?

Она снова замялась.

– Боюсь… боюсь, что мое сердце принадлежит другому.

И тут у нее покатились слезы.

– Ох, пожалуйста, только не плачьте! – взмолился я вполголоса. – Понятия не имею, как обращаться с рыдающими женщинами!

Засмеявшись сквозь слезы, она промокнула уголки глаз. Мне радостно было видеть ее такой – искренней и непосредственной. Ну разумеется, у нее не могло никого не остаться дома. Она была такая настоящая, что ее не мог не разглядеть какой-нибудь очень умный и расторопный молодой человек. Мне оставалось только гадать, каким образом она здесь очутилась, хотя, откровенно говоря, это было не мое дело.

И пусть она и не принадлежит мне – я жажду видеть ее улыбку.

– Хотите, я сегодня же отпущу вас к вашему возлюбленному?

Она ответила мне усмешкой, которая больше походила на гримасу.

– В том-то и дело… Я не хочу возвращаться домой.

– Правда?

Я отклонился назад, провел рукой по волосам, и она снова рассмеялась.

Если ей не нужен ни я, ни он, какого тогда черта ей вообще нужно?

– Могу я быть с вами совершенно честной?

Это всегда пожалуйста. Я кивнул.

– Я должна остаться. Это важно для моей семьи. Если вы разрешите мне пробыть здесь всего неделю, для них это уже будет благословением.

Значит, хотя заполучить корону она не стремилась, я все-таки обладал чем-то желанным для нее.

– Вы хотите сказать, вам нужны деньги?

– Да. – (По крайней мере, у нее хватило порядочности выглядеть пристыженной.) – И потом… есть… люди, – она с многозначительным выражением посмотрела на меня, – которых мне невыносимо сейчас видеть.

Картинка в моей голове сложилась. Они больше не вместе. Но она все еще к нему неравнодушна, хотя и не принадлежит ему. Я кивнул, понимая ее затруднительное положение. Появись у меня возможность на недельку сбежать от гнета своих обязательств, я бы с радостью за нее ухватился.

– Если бы вы позволили мне задержаться еще ненадолго, мы могли бы заключить сделку.

А вот это уже интересно.

– Сделку?

Что она вообще может мне предложить?

Америка закусила губу:

– Если вы позволите мне продолжить участие… – У нее вырвался вздох. – В общем, сами подумайте. Вы принц. И вы целыми днями заняты. Управляете страной и все такое, а еще нужно найти время, чтобы выбрать из тридцати пяти, ну ладно, из тридцати четырех девушек единственную и неповторимую. Не слишком ли это, как вам кажется?

Хотя все это было высказано шутливым тоном, правда заключалась в том, что она попала не в бровь, а в глаз, ухватив самую суть моих страхов. Я кивнул, соглашаясь с ее словами.

– Не лучше ли, если у вас будет кто-то внутри вражеского лагеря? Кто-то, кто окажет помощь? Ну друг, понимаете?

– Друг?

– Ну да. Позвольте мне побыть здесь, и я буду поддерживать вас. Я стану вашим союзником. Вам не нужно ухаживать за мной, вы ведь уже знаете, что я не испытываю к вам никаких чувств. Но вы сможете в любой момент поговорить со мной, и я постараюсь вам помочь. Вчера ночью вы сказали, что ищете девушку, способную разделить с вами радости и заботы. Что ж, пока вы не нашли ее, я могу временно исполнять ее роль. Если хотите.

«Если хотите»… То, чего я хотел, похоже, было невозможно, но я мог, по крайней мере, помочь этой девушке. И может быть, насладиться ее обществом подольше. Отец, разумеется, пришел бы в ярость, узнай он, что я использую одну из кандидаток с такой целью… что в моих глазах сделало эту идею намного более привлекательной.

– Я познакомился почти со всеми девушками в этом зале, и ни одна из них не подходит на роль друга лучше, чем вы. Буду рад, если вы останетесь.

Она на глазах расслабилась. Я знал, что бессмысленно стараться завоевать ее чувства, но не мог не попробовать.

– Как думаете, я смогу вас все-таки называть «моя дорогая»? – поинтересовался я шутливо.

– Ну уж нет, – прошептала она в ответ.

Вряд ли намеренно, но это прозвучало как вызов.

– Пожалуй, я попытаюсь. Отступать не в моем характере.

Америка поморщилась, будто от раздражения.

– Их всех вы тоже так называли? – кивнула она в сторону остальных.

– Да. И им, судя по всему, это нравилось, – с притворным самодовольством бросил я.

В ее глазах, когда она ответила, по-прежнему читался вызов.

– Именно потому это и не нравится мне.

Америка поднялась, давая понять, что разговор окончен, и я против воли снова восхитился ею. Ни одна другая девушка не рвалась раньше времени закончить общение. Я коротко ей кивнул, и она ответила довольно неловким книксеном, а затем вернулась на место.