Принц Эрик и прекрасная посудомойка. Тетрадь 2

Как-то под утро я проснулась необычайно рано. Бывают такие моменты, когда вдруг замираешь, оторвавшись от дел, или просыпаешься вот так неизвестно почему, и думаешь — что-то должно произойти. И, как правило, какая-нибудь гадость и происходит. Я посмотрела на потолок, потому что сначала было лень поворачивать голову, углядела там пятна от сырости, потом — на Эрика, который последнее время прочно прописался у меня в спальне. Вижу — принц лежит, не шевелится, но глаза открыты, и вид у него такой задумчивый-задумчивый. Ну, думаю, не к добру. Он у меня, по-моему, вообще думает нечасто. Все больше так познает, на опыте. Думать ему, видимо, некогда. И потому — страшно.

Гляжу — отражение мыслительного процесса на его лице постепенно трансформируется в выражение крайней решительности. Ну все, сейчас будет взрыв. Вроде подготовилась, и все равно толком отреагировать не успела.

— Я знаю, что делать! — воодушевленно кричит Эрик, вскакивает с кровати, уже привычным движением хватает лежащий на полу, он после последнего покушения постоянно здесь валяется, меч, и выносится прочь из спальни. Я, несколько замешкавшись, поскольку считаю необходимым хотя бы в покрывало укутаться и тапки одеть, выбегаю за ним следом. Мы вылетаем во двор. Светает. Люди, зевая, идут по своим делам. И тут мы с Эриком. Не думаю, что к подобному зрелищу можно привыкнуть, хотя его высочество устраивает нечто подобное уже второй раз. Впереди он — как водится, босой, в штанах и рубашке, волосы развеваются, в руке — меч. За ним я — в ночной сорочке, на лице недоумение, на плечах — тяжелое плохо сгибающееся покрывало, на ногах — турецкие тапки без задника. Несемся, значит, в левое крыло к другому входу. Дальше — хуже. Эрик одной левой отшвыривает впрочем не слишком сопротивляющихся стражей, пинками открывает тяжеленные двери. Я проскальзываю следом, пользуясь возникшей суматохой. И вот она — цель — покои принца Януария. Влетаем. Сам Януарий спит тихо-мирно на постели под балдахином. Обнимает подушку и тихо сопит. На полу валяется недочитанный фолиант.

— Ян! — кричит Эрик, — Ян!

Януарий, который, похоже, уснул лишь недавно, с трудом отрывает голову от подушки.

— Чего тебе?

— Ян! Я знаю, это ты!

Януарий садится на постели и некоторое время тупо смотрит на острие меча, которое заботливый брат поместил в непосредственной близости от его груди. Мне что-то становится страшно.

— Я знаю! — заявляет мой, похоже, слегка чокнувшийся, супруг, — это ты за всем этим стоишь!

Глаза Януария проясняются. Он с ужасом глядит на брата, потом, через его плечо, на меня. Его и так не отличающееся румянцем лицо зеленеет.

— Эрик, ты что?

— Это ты, ты. Ты вошел в сговор с бандитами! Ты хочешь получить королевство!

Глаза Януария блестят, голос дрожит.

— Я ни в чем не виноват.

Эрик делает выпад вперед. Меч в вытянутой руке едва не вонзается в грудь Януарию. Тот вздрагивает.

— Эрик, — повторяет он растерянно, — я перед тобой ни в чем не виноват. Эрик, не делай глупостей. Соня, скажи ему, я же его люблю. Он же мой брат. Эрик…

Я так в этой ситуации вообще ничего не понимаю, и потому туповато помалкиваю.

— Так! — заявляет Эрик, и голос его тверд и холоден. Но оружие он уже опустил, — даю тебе двадцать четыре часа. В течение этого времени ты собираешь вещи, берешь деньги, жену свою и уматываешь на максимально удаленное от меня расстояние. Ясно? Я ясно выражаюсь?!

Януарий молчит.

— Ясно?! — взрывается наследник.

Ян, потрясенный, встает, подходит к брату.

— Хорошо, — тихо проговаривает он, — я уеду. Если тебе это нужно.

Он поднимает взгляд, и я так отчетливо вижу в нем — за что? И в этот момент я верю ему, верю безоговорочно, и почти ненавижу мужа за то, что он делает со своим братом, и, между тем, продолжаю верить в то, что, наверное, так нужно. Такая вот катавасия. Мы с Эриком торжественно удаляемся. Столпившиеся у дверей зрители, среди которых можно заметить и стражей, и пажей, и прислуживающих Люции дам, пропускают Эрика, шествующего с гордо поднятой головой, а за ним и меня, смущенно шаркающую по мрамору смешными тапками.