- Мы ему навстречу, а он - ломается! - картинно улыбнулся следователь. От убойной статьи отмазать хотим - только из сочувствия к молодой жизни. Ну ошибся - заплати за исправление! Тем более, любовные дела. Может, она, стерва, сама тебя и довела. Бывают бабы - убил бы своими руками! Готовы посочувствовать. Ты ж дела крутишь, мы знаем. А бог велел делиться и ближнего любить.
Герой упрямо покачал головой.
- Нет, не ценит он нашей доброты.
И удар по затылку.
- Что, делиться будешь? Двадцать кусков всего - для начала. А будешь упираться - принесешь сто. Да еще поползешь за мной на карачках, чтобы взял твои вонючие штуки!
Героя выхватили со стула, быстро и сноровисто заложили назад руки, сковали сзади наручниками, бросили на пол, сковали и ноги, а потом подтянули ноги к рукам. Резко дернули, так что боль в запястьях и щиколотках показалась нестерпимой - и он уже висел, покачиваясь, надетый на поперечную палку. Два стула, две точки опоры довершили конструкцию.
Рев рвался из горла, но снова спазм ненависти помог пересилить боль.
- Молчит, - удивился следователь. - Ничего, сейчас запоешь.
Его подручный - из вчерашних или нет, не разобрать, с оттяжкой ударил дубинкой по ребрам. И посоветовал, издеваясь:
- Пой, ласточка, пой.
Крошить их - мелко крошить! И чтобы мучились смертельной мукой.
По случайности удары приходились со стороны вырезанной почки - даже и в таком положении возможен, оказывается, один грамм везения.
- Ну как? Не вспомнил, где твоя свобода спрятана?
Вместо очередного удара палач нажал сзади Герою на прогнутую спину, добавил тяжести на вывернутые руки-ноги.
И Герой к ужасу и позору своему не смог сдержаться, жуткий крик-рев вырвался из-за сжатых зубов.
- Дошло немножко. Ну как? Делиться будем? Не хочешь? Качни-ка его еще!
Новое нажатие сверху - и новый рев.
- Вот видишь. Ну как, споешь про двадцать штук простых зеленых денег?
Люлько не только вымогал - он еще и веселился.
- Н-нет.
- Все равно же отдашь. Своих нет, займешь. Если не хочешь пятнадцать женских трупов на себя взять. Теперь одним не обойдешься! Теперь ты отсюда только "Охтинским маньяком" выйдешь! Ну?!
- Н-не дам... не убивал...
- Качни ты его как следует, что мы тут цацкаемся.
От новой боли память Героя потухла.
Очнулся он сидящим на стуле. Пошевелился - нет, он был привязан к стулу.
- Ну видишь как, уперся рогами - самому же хуже. Но мы же терпим, работаем с тобой. Помогаем осознать. Дышать тебе поможем, после того как ласточкой полетал.
Явился откуда-то противогаз и мгновенно надет был на голову Герою.
- Я буду снова спрашивать, а ты кивни головой, когда "да".
Воздух иссяк. Герой видел руку, которая пережала хобот противогаза.
Оказывается, любая боль - это еще ничто. Когда воздуха нет - страшнее всего. Когда разрывается грудь. Герой яростно втягивал в себя остатки воздуха, но это не помогало, сознание мутилось, замелькали огоньки в глазах - и он перестал понимать что-нибудь.
Потом проявился свет, комната, пытливое лицо исследователя совсем близко перед запотевшими мутными стеклами маски.
- Жив. Жив ты еще, парень. А жизни ценить не желаешь. Оценить свою жизнь в какие-то тридцать штук. Надеешься, жизни лишние у тебя в швейцарском банке положены? Ну что, делиться будем?
Ломал бы их сейчас Герой, если бы мог, мелко ломал - или лучше бензопилой пластовал ломтями - один за одним, один за одним. Чтобы каждый ломоть прочувствовали отдельно!
Только ненависть и давала силы.
- Молчит. Так если ты говорить не можешь, считай, ты уже мертвяк и есть. Труп молчит прочней всех. Замолчал - выбрал себе мертвое дело. Сейчас и приведем в соответствие!
И снова пережалась трубка.
Сознание уплыло.
Когда он приплыл обратно, даже пожалел, что не умер: грудь словно обожжена была изнутри.
- Ну как? Вспомнил, где твои куски положены?
Герой молчал. И уже непонятно было, то ли спазм ненависти сдавливал горло, то ли просто пережгли ему там все так глубоко, что не проходят наружу слова.
- Погоди, доведешь ты нас! Савраске отдадим. Была когда-то Сонька-Золотой каблучок. А у нас Савраска. А каблучок у нее и поострее. Откупоривает любого мужика, кто в отказ ушел. У Савраски все безотказные.
Героя, застывшего в столбняке ненависти, не пугала никакая Савраска.
- Ладно. Подумай пока.
С него содрали противогаз.
- Животных не любишь, нехорошо: со слоником не подружился.
Герой ясно вообразил пережатый хобот противогаза - юмор у них, гадов!
В камере ему объяснили:
- Савраска - это кранты. Слоника многие терпят, но Савраска - кранты. У нее на любого мужика отмычка. Книжки читаешь?
- Читаю, - вяло удивился Герой неожиданному переходу.