Примула. Виктория

С тех пор прошло более тридцати лет, и афганские горцы, которые помогли уничтожить полк, уже состарились. Только изредка какой-нибудь седобородый старец вспомнит о своём участии в резне.

— Они пришли, — расскажет он, — из-за кордона, гордые, надменные; они призывали нас восстать и убивать англичан, и идти в Дели, где можно поживиться богатой добычей. Но мы, которых ещё недавно победили эти самые англичане, знали, что такая дерзость — не по разуму и что правительство легко справится с этими псами долин. И потому мы успокаивали их сладкими словами, пока не подоспели красные мундиры, чтобы обрушить на мятежников пламя своего гнева. И тогда этот полк бежал дальше в наши горы, а мы следили за ним с обеих сторон, двигаясь по горным отрогам, пока не увидели, что они заблудились в горах и не найдут дороги обратно. И тогда мы ринулись на них с утёсов, потому что нам нужны были их мундиры, и их уздечки, и их ружья, и их сапоги — больше всего их сапоги. И это была славная резня, и убивали мы их постепенно, одного за другим. — Тут старик высморкается и встряхнёт своей седой спутанной шевелюрой, похожей на клубок змей, и оближет губы под густыми усами, и осклабится, обнажив жёлтые гнилые зубы. — Да, мы убивали их, — скажет он, — потому что нам нужна была их сбруя, и мы знали, что Бог жаждет их крови, ибо на их душе лежал грех предательства — они предали тех, чей хлеб и чью соль они ели. И они скакали вверх и вниз по долинам и ущельям, и кони их спотыкались, а сами они еле держались в сёдлах и вопили о пощаде. А мы гнали их медленно, как гонят скот, пока все они не собрались вместе в широкой лощине, называемой Шеор Кут. Многие из них уже погибли от жажды, но многие ещё были живы, и они едва могли стоять на ногах. Мы ринулись на них с горы и голыми руками пригибали их к земле, по двое сразу, а наши юноши, которые ещё не научились владеть саблей, приканчивали их. Мне досталась такая-то и такая-то добыча — столько-то ружей и столько-то сабель. А ружья в те годы были хоть куда! Теперь мы крадём казённые винтовки, и нам ни к чему гладкоствольные ружья. Да, это правда, мы стёрли этот полк с лица земли, и даже память о том уже умирает... Но люди говорят...

И тут рассказчик обычно замолкает, и вы так и не узнаете, что говорят люди по ту сторону кордона. Афганцы всегда были скрытным народом и предпочитали сделать дурное дело, а не рассказывать о нём. Они могут много месяцев вести себя тихо и послушно, а потом вдруг однажды без всякого предупреждения напасть на полицейский пост, перерезать горло одному или двум полицейским, проскакать через деревню, похитив там нескольких женщин, и в зареве полыхающих соломенных хижин умчаться в свои пустынные, тёмные горы, гоня перед собою стадо быков и овец. В таких случаях индийское правительство начинает заламывать руки и чуть не плача умоляет горцев: «Ведите себя хорошо, и мы вас простим».