Примкнуть штыки!

Воронцов обошёл ефрейтора, заглянул в бледное пятно лица. От стоявшего перед ним навытяжку пахло давно не мытым телом и страхом. «Должно быть, так же пахло и от меня самого», – подумал Воронцов. Но последнее, страх, он уже преодолел.

– Сколько вас и кто командир?

– Остатки полка. Тысяча триста шестнадцатого. С нами выходят артиллеристы. Всего шестьдесят пять человек в строю и шестнадцать раненых. Ведёт колонну командир полка майор Алексеев.

– Предъявите документы.

Большего от окруженцев он потребовать не мог. Ефрейтор тут же расстегнул шинель и вынул свою красноармейскую книжку. На ощупь книжка оказалась сильно потрёпанной и влажной. И запах эта книжечка имела тот же – бега и страха. «Хоть бы луна взошла», – подумал Воронцов и отпустил рукоятку автомата.

– У вас тут что, оборона? – спросил ефрейтор. – А мы думали, что на заградзаставу напоролись.

О заградительных заставах он кое-что слышал. Что будто бы в тылу у обороняющихся частей тонкой цепью был сосредоточен ещё один фронт, целью которого была борьба со шпионами и диверсантами, проникавшими в расположение наших войск как с немецкой стороны, так и с нашей под видом выходящих из окружения бойцов РККА, санитарных обозов, беженцев, раненых, командированных. У этих особых отрядов так же был приказ возвращать назад бойцов и целые подразделения, самовольно, без приказа покинувшие позиции. Однажды в землянке Воронцов слышал разговор офицеров-артиллеристов. Из того разговора он понял, что и за ними стоит заградотряд и что тот чернявый «особняк» в меховой безрукавке с его автоматчиками – это и есть тот самый заградотряд. Вооружены они были хорошо. У каждого, кроме новенького ППШ, на ремне висела такая же новенькая кобура с ТТ.

– А ты что, товарищ ефрейтор Карамышев, заградзаставы боишься? – усмехнулся Воронцов.

– А то ты не боишься…

Воронцов промолчал. Он и так много сказал. Он внимательно всматривался в красноармейскую книжку ефрейтора, но ничего, кроме чёрных чернильных пятен и штрихов, разглядеть не мог. Видя замешательство Воронцова, ефрейтор отстегнул от ремня и подал ему трофейный сигнальный фонарик. Включив фонарик, Воронцов старался разглядеть не только фотокарточку и печать на ней, но и лица бойцов, стоявших позади ефрейтора, словно пытаясь угадать в них не только их судьбу, но и свою собственную.

Документы связиста были в полном порядке. У кавалериста тоже, на первый взгляд, всё было в порядке. Что же делать? Почему ни капитан Старчак, ни ротный не дали никаких инструкций на случай подобных обстоятельств? Пропустить колонну в тыл? Пусть идут до ближайшего сборного пункта? Но с кем ему держать здесь оборону? Донцов и Зот Федотыч с Васякой такие же окруженцы. Но они уже окопались и в составе его группы приготовились к бою, чтобы выполнить приказ продержаться до полудня.

– Командир полка с обозом будут здесь минут через пятнадцать, – пояснил ефрейтор.

Воронцов вернул ему красноармейскую книжку. Фонарик же придержал. И напомнил пулемётному расчёту:

– Донцов, если что, длинными очередями… А ты, Алёхин, сразу бросай пару гранат. Пойдёмте, Карамышев, проверим документы у ваших людей.

Группа боевого охранения, которой командовал ефрейтор, находилась там, где её застал окрик Воронцова и выстрел Васяки.

– Всем приготовить красноармейские книжки! – скомандовал Карамышев. – Проверка документов.

– Какая ещё проверка? Какие, к чёрту, документы? – отозвалась темнота раздражёнными простуженными голосами.

– Куда ты нас привёл, Карамышев?

– К своим, – сухо ответил ефрейтор.

– Свои бы на кухню повели, пожрать бы первым делом дали.

– Заткнись, Кудряшов, – тем же спокойным тоном отозвался Карамышев. – У тебя везде одна и та же песня. Хорошо, что к берёзке не повели.

– А это ещё неизвестно!

– Вот тебе и вышли к своим!

– Прекратить разговоры! – И Воронцов скользнул узким зелёным лучиком по лицам бойцов – бледные, небритые, измождённые. – Когда отроете окопы, все получите по сухарю и одну банку тушёнки на десять человек.

– Какие окопы? Ты что, старшой? – напирал всё тот же, раздражённый, простуженный, от которого пахло застарелой сивухой.

– В полный профиль! Бруствер – по ноздри! Понял? – Воронцов выкрикнул это в один дых, понимая, что сейчас, чтобы остановить их, уже заглянувших в лицо смерти и увидевших впереди смутное избавление, нужно сказать что-то такое, во что бы они сразу могли поверить.

– Нам сказали, что нас теперь – в тыл, на переформировку.

– Какой тыл? Никакого тыла нет! Нет тыла, понятно вам?! – И Воронцов осветил их бледные настороженные лица.

Это были свои. Теперь он твёрдо знал – свои. Точно такие же лица он видел там, на шоссе, когда после ночного боя к ним в траншею спрыгивали бойцы старшины Нелюбина, вышедшие из прорыва. Тот, в сосняке, выглядел иначе. И смотрел уверенно, спокойно. Натренированный взгляд. А у этих документы можно было и не проверять. Но Воронцов, одной рукой придерживая автомат, другой собрал красноармейские книжки, а затем принялся тщательно изучать их. Спросил:

– Какое имеете оружие?