Приматы моря

Мюллер писал, что гектокотиль настолько подвижен, что его трудно исследовать: постоянно извивается, дергается, переворачивается. Не мудрено, что Кювье принял его за червя! Часами гектокотиль активно плавает в воде, точно не обрывок щупальца, а самостоятельный организм. Он наделен очень сложной системой нервов, общая длина которых в десять раз превосходит размеры самого животного.

После небольшой экскурсии в аквариумы разных стран мира, где мы познакомились с основными способами размножения головоногих моллюсков, вернемся вновь к другу моему Мефистофелю, которого мы оставили в банке на берегу острова Итурупа. Но еще до того как он попал в банку, случились события, которые имеют непосредственное отношение к нашей с ним встрече. О них я и расскажу в следующей главе.

КАК МЫ ПРИЕХАЛИ

Олегу разбудил дед Афанасий. Он тряс его за плечо и говорил:

– Слышь, Олега? Да проснись, тетеря! Слышь… На карбасе экспедиция, снять надоть. Христофорыч еще в вечере людей ссадил, амуниция разная… – Петр Христофорович был капитаном китобойца «Добычливый». На баркас, который болтался на рейде, высадил он научную экспедицию. Нужно было доставить ее на берег.

Олега лениво сполз с верхней койки, сунул босые ноги в резиновые сапоги, накинул ватник на одно плечо и вышел из барака. Сильный ветер толкнул его назад. Олега пригнулся и шагнул навстречу сырой мгле. Мгла пахла водорослями, а соленые брызги оставляли на губах вкус моря.

Ну и погодка! Моря не видно и берега не видно. Вокруг туман, свищет ветер. Срывает гребни с волн, разбивает на миллиарды капелек и брызжет в глаза. А там, где океан, – гул стоит: «работает накат», как здесь говорят: прибой с грохотом бросает волны на скалы.

Олега вышел из-за угла конторы – сразу ветер рванул с него ватник. Океан заревел в тысячу глоток.

У слипа[20] ждали Олегу рабочие и Аркашка – завплавсредствами.

– Где ты пропадал, аспирант! – закричал он на Олегу.

Олегу прозвали аспирантом за интерес к естественным наукам, который он безусловно проявил, с любопытством копаясь в китовых кишках. Каждый орган он на – зывал «по научному» на тарабарском языке и смешил раздельщиков.

Олега ничего не ответил. Он хоть и прошелся по ветерку, но толком еще не проснулся.

На слипе стояла лодка-плоскодонка. Олега бросил в нее ватник. Сел, разобрал весла.

– Давай, – буркнул он.

Рабочие навалились, лодка заскользила по слипу, словно салазки с горы, с плеском врезалась в волны. Брызги рассыпались веером.

Олега приналег. Часто-часто начал грести. Момент был ответственный.

Накат сильный, не отгребешь до большой волны – налетит, перевернет. Потащит разок-другой по камням и выкинет с поломанными костями. Только зазевайся.

Олега греб изо всех сил, а с места будто бы и не стронулся – все у самого слипа копошится.

Вдруг видит: из темноты надвинулась волна, словно гора. Сердце его замерло. Она ударила – лодка задрожала, пошла боком-боком. Не смог удержать ее Олега, и полетела лодка на берег – хорошо еще на слип, – с треском бухнулась на скользкий бетон.

Олега вылез из-под нее, потирая бок.

– Один не выгребет. Помогай, Аркадий, – это сказал директор китокомбината. Он был уже тут. Не мог спать хозяин, когда приезжают гости.

– Где куфайка-то? – спросил Олега.

– А на что она тебе. Садись, да не спи! – закричал Аркадий. Он уже сидел на банке.

– Где куфайка-то моя? – меланхолически повторил Олега.

– Утопла, – сказал кто-то спокойно.

– Я на майские ее купил…

– Ну, пошли, – приказал директор. – Выдадим тебе другой ватник.

Снова раскатили лодку. Олега шарил глазами по сторонам – искал «куфайку».

Лодка врезалась в волны, словно в масло. Рассекла их. Живо вынесли ее две пары весел за пенящийся гребень прибоя. И скоро на берегу потеряли из виду утлую посудину и двух людей на ней, которые удивились бы, если бы им сказали, что они совершают подвиг. Скрылись в вертящейся мгле.

А два человека на баркасе устали ждать. Вымокли до нитки. Одного укачало – шла крупная зыбь. Он прилег на ящики со склянками, накрылся плащом. Второй с тоской смотрел в сторону, где должен был быть берег. Но не видно было ни огонька, не слышно ни звука, кроме голосов утихающего шторма – плеска волн о баркас, свиста ветра и гремящего где-то поблизости прибоя. Черный мрак вокруг да соленые брызги.

Вдруг совсем рядом услышали они голос, – странно так, словно исходил он из самых глубин моря, из серых волн, бегущих нескончаемой чередой.

– Карбас не видать?

– Гдей-то тут. Стоп, не греби… Тише, черт, веслом-то! Фуражку сшиб.

– Шея у тебя больно длинная, Аркашка. На аршин торчит, все под весло попадает – хоть в кабельтове будь. Как ты за провода не цепляешь?

– Ну что мелешь…

– Я критику навожу…

– Ты мне лодку наведи. Где баркас-то?

– Э-эй! – гаркнул кто-то из темноты.

Люди на баркасе вскочили и разом закричали:

– Гоп-гоп!

– Ого! – ответили им.

Услышали скрип уключин. Вот и лодка.

– Табань!

Развернулась боком. Один из гребцов ухватился за борт баркаса.

– Живые? – спросил он.