— Дело идет к подписанию Союзного договора, к согласию в обществе. Но есть силы, которым это не нравится. Они чувствуют, что теряют власть. Не исключаю, что в их среде ведутся разные разговоры, в том числе и такие, которые подслушал ваш разведчик.
Тем временем в Вашингтоне президент Буш принимал восходящую звезду советской политической сцены — Бориса Николаевича Ельцина, только что избранного президентом России. Буш пересказал ему то, что сообщил Попов. Ельцин не раздумывал ни секунды: нужно предупредить Горбачева. Буша вполне устраивало, чтобы эту информацию Горбачеву пересказал Ельцин. Буш попросил соединить его с Москвой.
В советской столице близилась полночь. Горбачев уже уехал на дачу. Дежурный секретарь из президентской приемной в сомнении обратился к Черняеву: американский президент желает поговорить с Михаилом Сергеевичем. Как быть?
Тот уверенно сказал:
— Соединяйте.
Вызов переключили на президентскую дачу. Но Михаил Сергеевич с Раисой Максимовной вышли погулять. Это был обязательный ритуал — каждый вечер, когда он возвращался на дачу, они делали несколько кругов. Горбачев рассказывал, что происходило в течение дня, Раиса Максимовна внимательно слушала и давала советы. Охрана не решилась их побеспокоить. Михаилу Сергеевичу доложили о звонке из Вашингтона, когда прогулка завершилась. Горбачев распорядился немедленно соединить его с Белым домом, но теперь уже Буш не мог разговаривать.
На следующее утро Горбачев устроил разнос председателю КГБ Владимиру Крючкову и руководителю президентского аппарата Валерию Болдину за то, что они не смогли организовать разговор с Бушем. Болдину велел разогнать дежурных секретарей:
— Идиоты, дармоеды! Один из них меня до сих пор Леонидом Ильичом иногда называет.
Когда разговор с Бушем, наконец, состоялся, американский президент был рад услышать, что нет никаких оснований для беспокойства. Сгоряча он даже выдал Горбачеву источник информации — Попова. Тогда Горбачев и вовсе успокоился: Гавриил Харитонович не может знать больше президента СССР. Наверняка мэр Попов несколько прямолинейно истолковал выступление премьер-министра Павлова на закрытом заседании Верховного Совета 17 июня.
Павлов позволил себе критиковать президента за бездействие и требовал предоставить ему дополнительные полномочия, сравнимые с полномочиями самого президента. Горбачева тоже смутило резкое выступление Павлова, а еще больше то, что премьер-министра поддержали председатель КГБ Крючков, министр обороны Язов и министр внутренних дел Пуго.
Все трое силовых министров, не называя президента, фактически предъявили ему обвинения в антигосударственной деятельности. На следующий день Горбачев появился в Верховном Совете и, как ему показалось, погасил эффект от внезапного бунта силовых министров.
Вернувшись в Москву, Бессмертных спросил Горбачева, передал ли ему Мэтлок информацию о заговоре.
— Да, я всё знаю, — небрежно кивнул Михаил Сергеевич и перевел разговор на темы, казавшиеся ему более важными.
До путча оставалось два месяца.
Увидев московского мэра, Горбачев погрозил ему пальцем:
— Ну, зачем вы рассказываете сказки американцам?
Но еще до этой истории Горбачев получил предупреждение от другого человека, чьему мнению должен был бы доверять. Черняев пишет в книге «Шесть лет с Горбачевым», что это сделал Примаков.
Евгений Максимович говорил Горбачеву:
— Вы слишком доверились КГБ, службе вашей безопасности. Уверены ли вы в ней?
Горбачев назвал на редкость трезвомыслящего и уравновешенного Примакова паникером, недовольно сказал:
— Женя, успокойся. Ты-то хоть не паникуй.
Раз Примаков тоже приходил к Горбачеву с предупреждением о готовящемся путче, значит, окружение президента что-то предчувствовало? Я спрашивал об этом Виталия Игнатенко, который был тогда помощником президента СССР.
— Конечно, мы говорили на эту тему, — сказал Игнатенко. — Но одно дело — сидеть в курилке или у себя в кабинете и рассуждать с приятелями. Другое — прийти к президенту и сказать ему: за вашей спиной заговор. И взвалить на себя колоссальную ответственность, потому что, во-первых, никто не хотел в это верить, а во-вторых, все те, о ком шла речь, с ним же за одним столом сидели. Так что такие предупреждения могли дорого стоить. Мэр Москвы Гавриил Харитонович Попов пришел с этими подозрениями в американское посольство, а Примаков пошел к Горбачеву. И тот и другой поступили очень смело, но степень смелости разная, и разная ответственность за свои слова…
Семнадцатого июля 1991 года Горбачев впервые участвовал во встрече семи наиболее развитых стран в Лондоне. Примаков принял в ее организации самое деятельное участие. А когда Михаил Сергеевич уехал в последний в его президентской жизни отпуск, разъехались и все его сотрудники. Примаков с внуком Женей отдыхал в санатории «Южный» неподалеку от Фороса, где был блокирован Горбачев. О том, что Горбачев отстранен от власти, Евгений Максимович узнал одновременно со всей страной. В болезнь Горбачева не поверил, потому что накануне президент беседовал по телефону со своими помощниками.