Примаков

В декабре 1920 года паренек появился в Тараще. Там стояла 2-я Черниговская дивизия. Изможденный, оборванный, он вызывал у одних жалость, у других подозрение. Крылов, поверив пареньку, сказал: «Будешь у нас ездовым!» А потом, когда требовалась тачанка, особист командовал: «Пусть лошадей подаст Приблудный…»

Лошадей Иван любил. И умел ходить за ними. Выезд содержал в полном порядке, хотя ему и было пятнадцать лет. В постоянных разъездах не расставался с «Кобзарем». Дожидаясь начальства у тачанки, все мусолил карандаш, что-то писал на обрывках бумаги. Потом читал своему тезке собственные стихи. А тезка не забывал наставлений учительницы.

Осенью 1921 года Крылов послал со своим письмом Ивана Овчаренко в Москву. Секретарь райкома партии Красной Пресни Григорий Беленький определил паренька в интернат для одаренных ребят. А из интерната, который находился в Серебряном бору, Иван попал в Высший литературно-художественный институт имени Брюсова. Валерий Яковлевич помог молодому червонному казаку стать настоящим поэтом. Стихи его появились в печати не под его настоящим именем, а под именем, которое ему экспромтом присвоил Крылов: «Приблудного».

В одном из стихов юный лирик обращался к Есенину:

Я еще слаб, мне едва восемнадцать,
Окрепну и песней поспорю с тобой,
Будем как дома – шуметь, смеяться,
Мой стройный, кудрявый, хороший мой…
Эта ли встреча так дорога мне,
Шелест ли тронул так душу мою…
Тополь на севере! Тополь на камне!
Ты ли шумишь и тебе ли пою!!!

Обложка книги стихов Ивана Приблудного

После той встречи с Примаковым, спустя два года, вышла еще одна книга поэта – «С добрым утром». И это была лебединая песня одаренного лирика, славного бойца украинской конницы.

Лексика бывшего ездового прорвалась все же в одном его стихе:

Эти строчки, игривые строчки,
Как игривую юности кровь,
Запрягу в запятые и точки
И отдам под надзор пастухов.

Приблудный вспоминает полный смертельной опасности путь червонных казаков:

Как такие злые дали
Безбоязненно прошли?
Под Проскуровом не пали,
Под Хотином не легли?

Вот письмо, полученное мною от Сергея Бородина:

«Ивана Овчаренко я не только хорошо знал, но и подружил с ним. Большое воспитательное значение имела для него не столько студия Брюсова, сколько круг людей, в который вошел Приблудный. В этом кругу и сложились его отношения с Никитинскими субботниками…

Он писал много, хорошо читал стихи наизусть, свои, Есенина, Клюева, Блока. Читал нараспев, хриповатым, будто бы простуженные на ветрах гражданской войны голосом, запрокинув голову и слегка раскачиваясь, всей позой подражая Есенину… Позже Есенин привык к Ивану, и они часто вместе выступали.

В моей памяти он остался краснощеким, жизнерадостным парубком, любившим привлекать к себе внимание какой-либо экстравагантностью, любившим (в подражание Есенину) изредка покуролесить… Думаю, что этими бравадами он и задел кого-либо из тех, кто мог и захотел его погубить…»

Вспоминаются вещие слова Куприна: «Искусство все перетерпит и все победит». Сила может пресечь дорогу таланту, но не уязвить его. Это та самая сила, которая в беседе с Примаковым требовала Соловков для поэтов…

Наш великий гуманист Алексей Максимович Горький заботился о советских поэтах, и особенно о молодых, совсем по-иному. Приведем выдержку из письма Горького секретарю альманаха «Земля и фабрика» С. А. Обрадовичу:

«…Но если хотите, могу дать совет: как можно больше внимания молодежи! Как можно больше бережливого и заботливого отношения к ней! Из намеченных Вами сотрудников в „молодежь“ я включаю Ар. Веселого, Казина, Н. Тихонова – как поэта и как прозаика, – А. Фадеева, – отлично талантливые люди. А почему не пригласить Леонова, Катаева, А. Платонова, Ив. Приблудного и еще многих!

Будьте здоровы, крепко жму руку,

А. П е ш к о в»

Многие хорошо знают, что путь нашей молодой литературы был извилист и довольно тернист, особенно для юных, увлекающихся сердец. И мудрые правоведы вернули советскому народу настоящего поэта.

Делая только свои первые, еще робкие шаги и обращаясь к учительнице Варваре Васильевне Курячевой, Приблудный мечтал: