Приложения к Ревизору

О заимствовании сюжета для “Ревизора” у Пушкина, кроме самого Гоголя (в так называемой “Авторской исповеди”), говорят в своих мемуарах П. В. Анненков, В. Соллогуб, П. И. Бартенев и О. М. Бодянский; записанный Ефремовым рассказ Л. Н. Павлищева (о заимствовании сюжета “Мертвых душ”) тоже, скорей всего, относится не к “Мертвым душам”, а к “Ревизору”. Из сопоставления всех этих данных выясняется, что от Пушкина Гоголь мог слышать несколько версий “бродячего” анекдота о мнимом ревизоре в провинции: один яз пушкинских рассказов (по свидетельству Соллогуба, Бартенева и Анненкова) передавал “случай” с самим Пушкиным в Нижнем-Новгороде и Оренбурге, когда во время поездки за материалами для “Истории Пугачева”, в августе 1833 г., будучи проездом у нижегородского губернатора Бутурлина, Пушкин был им принят за тайного ревизора, о чем тотчас и было написано в Оренбург губернатору Перовскому, у которого, в свою очередь, остановился по приезде туда Пушкин, имевший таким образом возможность вполне разделить веселость хозяина при получении письма. Другой рассказ Пушкина (как свидетельствует Соллогуб) касался аналогичного случая в Устюжне и сообщал “о каком-то проезжем господине, выдававшем себя за чиновника министерства и обворовавшем всех городских жителей”. Наконец, третий пушкинский рассказ, давший, по припоминаниям самого Гоголя (в 1851 г.), как записал Бодянский, “первую идею к “Ревизору””, касался Павла Петровича Свиньина, который в Бессарабии выдавал себя за “какого-то петербургского важного чиновника” и зашел так далеко, что “стал было брать прошения от колодников”.

И письмо с дружеским предупреждением о мнимом ревизоре-инкогнито, и взятки от “городских жителей”, и подача мнимому ревизору “прошений” — всё это отыскивается, в самом деле, кроме анекдотов, и в “Ревизоре”. А с другой стороны, не только принадлежность перечисленных рассказов Пушкину, но и причастность их к его собственным творческим замыслам засвидетельствована документально — пушкинской записью плана какой-то неосуществленной вещи: “[Свиньин] Криспин приезжает в Губернию NB на ярмонку — его принимают за <нрзб.>… Губерн.<атор> честной дурак — Губ.<ернаторша> с ним кокетнич.<ает> — Криспин сватается за дочь”. [См. Пушкин. Полн. собр. соч., т. VIII, кн. 1, изд. Акад. Наук СССР, 1948, стр. 431.] П. О. Морозов и Н. О. Лернер убедительно доказали бесспорную зависимость этого плана Пушкина от тех самых его устных рассказов, которые одновременно легли в основу гоголевского “Ревизора”. Так, действующее лицо одного из пушкинских анекдотов, Свиньин, прямо назван, и в плане; место действия другого — Нижний-Новгород с его Макарьевской ярмаркой, которую в 1833 г. застал в Нижнем Пушкин (“Еду на ярмарку”, — писал он жене), — избрано и в плане местом действия задуманной вещи; едва ли не главное действующее лицо того же нижегородского анекдота подразумевает Пушкин и в следующем разделе плана: “Губерн<атор> честной дурак”. Есть, наконец, в этом плане и самое главное: административное qui pro quo как завязка (“его принимают за ”).

Итак, рассказы Пушкина на тему о мнимом ревизоре предназначались им сперва вовсе не для комедии Гоголя, а для какого-то своего собственного замысла — комедийного или новеллистического, неизвестно, — но несомненно возникшего как отголосок смешного нижегородского приключения с ним самим в августе 1833 г.: и Свиньин (проказы которого относятся к 20-м годам) и Криспин [Криспин — традиционная маска итальянских комедий. Под этим именем во французских комедиях выводили лакеев-плутов. ] пришли Пушкину на память, конечно, лишь попутно, под живым впечатлением собственного приключения в Нижнем. Другими словами, зарождение пушкинского замысла, как и припоминание подходящих к нему анекдотов о других лицах, никак нельзя слишком далеко отодвигать от исходной для него даты: август—сентябрь 1833 г. В одном и том же — скорей всего, 1833 году — замысел и возник и положен был на бумагу. Мог, следовательно, и Гоголю пушкинский замысел или, по крайней мере, легший в его основу анекдотический материал стать известным раньше того, как он обратился к Пушкину с просьбой об анекдоте для комедии, 7 октября 1835 г. За это говорит как будто и рассказ ближайшего друга Гоголя, А. С. Данилевского, об их совместном возвращении в Петербург, после проведенного на родине лета, осенью 1835 г. Заехав к Максимовичу в Киев и найдя там себе третьего попутчика, тоже бывшего нежинского лицеиста, И. Г. Пащенко, Гоголь и его оба спутника, отправившись дальше, разыграли “оригинальную репетицию” “Ревизора”. Так по крайней мере передает рассказ Данилевского В. И. Шенрок [“Материалы для биографии Гоголя”, т. I, стр. 364.].

Итак, при нынешнем состоянии источников вопрос об исходной дате в истории замысла “Ревизора” вполне точному решению не поддается. Как бы то ни было, след собственно пушкинского рассказа сохранился даже в рукописи “Ревизора”.