Приливы войны

«“Саламиния" возвратилась. Без Алкивиада. Он сбежал в Италию, услышав, что Народное собрание приговорило его к смерти в его отсутствие. Хотя ты, конечно, знаешь эту новость. Говорят, он сказал: “Афины ещё получат повод убедиться в том, что я жив”».

Наступила зима. Вместе с Алкивиадом и его соратниками флот потерял не только самых храбрых и предприимчивых офицеров, но и самых преданных сторонников экспедиции. Командование теперь поделили Никий и Ламах. Сразу ушла вся инициатива. Вместо энергичного наступления на города Сицилии, чтобы отрезать Сиракузы от союзников, Никий предпринял одну нерешительную попытку запугать город, а потом приказал флоту возвратиться на зиму в Катану. Я томился там два месяца, пока «Пандора» не была милостиво отпущена к мысу Япигий на поиски лошадей для кавалерии. Лион тоже был там — на «Медузе».

Япигия, как тебе известно, — «каблук» италийского «сапога». Там дуют страшные ветра, налетают сокрушительные шквалы. Тамошние жители — не греки — называют их nocapelli, «лысые головы». Все суда заходят в Карас. Моряки, переполненные новостями, торопятся излить их поскорее у какого-нибудь очага. Так мы с Лионом узнали о нашем скрывающемся командире от хозяина каботажного судна, которое ходит по Тирренскому морю. А тот слыхал всё это от одного моряка из Коринфа. Этот коринфянин сопровождал своего капитана до Спарты. Два вечера он провёл на празднике Гиацинтии, посвящённом Гиацинту и Аполлону. Ему даже позволили стоять в колоннаде апеллы, спартанской Ассамблеи, где иностранцам иногда разрешается присутствовать во время дебатов.

Алкивиад вовсе не сбежал ни в Италию, ни на луну, сообщил наш информатор. Он находится в Спарте.

   — И не на виселице, а свободный, в ореоле славы, в центре внимания всего Лакедемона!

Это сообщение было встречено с величайшим недоверием и даже вызвало смех у моряков, заполонивших помещение.

   — Этот надушенный пижон, — невозмутимо продолжал каботажный капитан, — который в Народном собрании Афин рядился в пурпур и подметал подолом пыль, этот распутник — короче говоря, этот превосходный афинянин совершенно переродился. В Спарте из него вылупился новый Алкивиад. Его не узнает никто, кто знавал его в прежние времена! Этот новый Алкивиад одевается теперь в простую алую одежду спартанца, ходит босиком, кудри до плеч — как у заправского лакедемонянина. Он ест вместе с простым народом, купается в холодных водах Эврота и каждую ночь ложится на постель из тростника. Он питается простым бульоном, вино пьёт умеренно. На слова скуп так, словно они — золото, а он — скряга. На рассвете его можно видеть в поле — он до седьмого пота занимается бегом. До полудня он в гимнасии или на игровой площадке. Этим делом он занимается с усердием, превосходящим даже старания самых ревностных и опытных спортсменов. Короче говоря, этот человек стал большим спартанцем, чем сами спартанцы, и они боготворят его. Мальчишки ходят за ним по пятам. Равные соревнуются за право называть его товарищем, а женщины... Как ты знаешь, законы Ликурга поощряют многомужие, так что даже чужие жёны могут открыто влюбляться до безумия в этот образчик красоты, про которого говорят:

Хоть не второй он Ахилл, но мужчина
И совершенного мужа притом воплощенье живое.

Моряки ответили на это стуком костяшек пальцев по скамейкам. Позднее Лион и я отвели этого тирренца в сторону и расспросили поподробнее. Что сообщил его друг-коринфянин касательно намерений Алкивиада? Ясно ведь, что наш прежний командир обосновался в Спарте не для того, чтобы играть там в мяч или тренироваться в беге.

   — То, что я сказал, — это я выдумал, ребята. Я знал, что вы не обрадуетесь.

   — Говори сейчас правду, друг.

   — Он действует против вас, братья, действует всеми силами. С каким рвением он в прошлом заигрывал с Афинами, с таким же, если не усерднее, готовит их падение. Вы знаете, какие лакедемоняне домоседы и как они медлительны. Алкивиад прожужжал им все уши об афинской угрозе. Его воркотни оказалось достаточно для того, чтобы даже эти тупицы проснулись. Спартанцы считали, что судьба Сицилии не имеет никакого отношения к их интересам. Но Алкивиад убедил их в обратном. Кто, спрашивает он, знает цель экспедиции лучше, чем он сам, её спланировавший? А целью экспедиции — так он говорит — является вовсе не Сицилия, не Италия и не Карфаген. Они, завоёванные, послужат лишь трамплином для нападения на Пелопоннес. А конечная цель — захватить Спарту. Алкивиад горячо призывает своих хозяев направить на Сицилию все силы, какие они только могут собрать. Он даёт им различные советы, как получше навлечь беду на Афины.