Приливы войны

Мой брат и я находились на самом краю справа, вместе с кавалерией и тяжёлой пехотой Мантинеи, охватившей врага с фланга. Прочие спартанцы были отрезаны с обеих сторон: справа — брешью между ними и Корпусом Равных, а слева — окружившими их мантинейцами. Это позиция, которой любая сражающаяся сторона страшится больше всего, — котёл.

Пращники и копьеносцы обеих сторон ринулись в бреши между тяжёлыми пехотинцами, атакуя друг друга и сгрудившуюся пехоту. Копьеносцы были так близки к месту сражения, что бросали копья через плечи своих товарищей прямо в лица противника. Но и сами получали в ответ то же самое. Тучи копий взлетали вверх, описывали дугу и исчезали в облаках пыли. Тяжёлая пехота Мантинеи промчалась мимо Лиона и меня, как триремы на море при выполнении манёвра под названием «прорыв». Они наносили спартанцам удар и быстро откатывали назад, чтобы охватить линию противника с фланга и сзади. Неприятель перед лицом вдвое превосходящего противника сопротивлялся с удивительной храбростью. Но масса мантинейцев, десять тысяч против пяти, подавила спартанцев, и те попятились. Стрелы дождём летели в их смешавшиеся ряды, а тяжёлая пехота Мантинеи с грохотом пробивала оборону врага глубиной в тридцать-сорок человек. Мантинейцы, так долго испытывавшие благоговейный ужас перед владыками Пелопоннеса, на миг представили себе полное поражение Спарты. Поднялся оглушительный ликующий вопль. В тот миг казалось, ничто не сможет их остановить.

Союзники погнали скиритов на другую сторону сухого русла, под защиту спартанцев, в лагерь, где находились старики и обоз. Они порубили всех и сожгли всё, что попало им под руку.

Воину следует сопротивляться тому хаосу, который в предвкушении близкой победы лишает его самообладания. Я нашёл брата и поехал рядом с ним. Наши собственные лучники обстреляли нас, а дружественная кавалерия пускала в нас стрелы просто от бурной радости при виде столь удачных мишеней.

— Мы должны пробраться туда! — крикнул Лион, имея в виду левый фланг, где сражались афиняне. Мы собрали вокруг себя всадников, сколько могли, и поспешили к своим.

Нашему движению мешали ряды укрытий. Лёгкие войска перемещались стремительно, как саранча. Поле задыхалось в дыму и пыли. Поднявшись на холм, мы ожидали увидеть битву между центральными позициями обеих армий. Но вместо этого перед нами предстало пустое место, усеянное ранеными из Мантинеи и Аргоса. Мы перевели взгляд направо, ожидая увидеть отходящих спартанцев. Никого.

Слева на расстоянии полумили можно было заметить последние ряды Корпуса Равных, Агиса и семь отборных спартанских частей. Они гнали аргивян, как собаки гонят овец. Безукоризненный порядок движения спартанцев внушал ужас. Не безумно, не стремительно, как другие армии в порыве близкой победы, но сохраняя полную дисциплину, упорно, неумолимо. Как стебли злаков покоряются косе, так наши союзники падали под натиском спартанцев. Их центр, победивший по всей длине, находился в полумиле.

Рядом я услышал крик. Один из всадников рухнул на землю. Возле самого уха просвистели камни, пущенные из пращей. Вражеские лучники — не группами, а врассыпную — напали на нас с тыла. Мы бросились бежать, но лошадь моя опять заартачилась. Лион поспешил мне на помощь. Мы видели, как к нам несётся толпа взрослых и мальчишек, их снаряды и стрелы проносились мимо нас со звуком разрываемой ткани.

Мы достигли рва. Выбираясь из него, моя лошадь скатилась обратно. Я упал лицом вниз, лошадь — на меня. Мой брат успешно преодолел эту преграду и помчался вперёд. С края рва враги обрушили на меня дротики и камни. К моему удивлению, моя лошадь вернулась. Это была боевая лошадка! Я с трудом забрался на её спину. Там было больше ссадин, чем на моей. Но отвесная насыпь погубила нас. Трое мальчишек прыгнули в ров. У них были пращи, но слишком близкое расстояние не позволяло метнуть в нас камни. Вместо этого они набросились на меня, а потом отступили, выкрикивая богохульства и стараясь перерезать у лошади сухожилия. Редко мне доводилось испытывать ужас, сопоставимый с тем, что охватил меня, когда я глядел в мальчишечьи глаза и видел в них жажду моей крови.

Вдруг, как гром среди ясного неба, возник мой брат и с ним ещё несколько всадников. Лошадь одним махом выскочила из рва.

— Это ты должен ехать верхом на лошади, а не наоборот! — громко крикнул Лион, когда мы что есть духу пустились прочь.