Приливы войны

Потом он сел и, заметив на лице Перикла недоверчивое выражение, опять пустился в рассуждения — настолько необычные, настолько разумные и глубокие, что, возвратившись домой, я постарался записать всё дословно — насколько смог запомнить. В моём рундучке сохранились эти записи.

   — Большинство людей верят, — начал Алкивиад, — что мы существуем только тогда, пока бодрствуем. А сны, по их мнению, — это нематериальные видения, посещающие нас ночью, когда мы погружаемся в лёгкое небытие. Дикие племена за пределами Фракии утверждают обратное. Для них люди по-настоящему существуют именно во сне, а жизнь в часы бодрствования они считают призрачной, иллюзорной. Они могут предсказать на основании снов, в каком месте появится дичь. Эти специальные сны, как они утверждают, призываются перед наступлением ночи. Я охотился вместе с ними и верю этому. Они говорят, что входят в сон и выходят из него по собственному желанию и ничего так не боятся, как умереть во сне. В то же самое время смерть наяву для них ничто, это просто вечный сон, даже если нет того сосуда, в котором происходят сновидения.

   — Какая чушь! — воскликнул Перикл. — Если ты умираешь во сне, ты не просыпаешься мёртвым. Но умри в реальной жизни — и ты уж не увидишь никаких снов!

Алкивиад лишь улыбнулся.

   — Человек ощущает мир, отличный от этого. Это не именно сон, но возможность. Мир, которого ещё нет, но который может быть. Мы можем призвать этот ещё не осуществлённый мир. Например, мальчик лежит на траве на берегу ручья. Он может сунуть руку в воду, чтобы взять со дна камушек. Этот человек живёт, не так ли? Животное видит лишь грубую материю, а человек видит сны. Я питался снами. Я питался ими не один, чтобы только поддержать силы, но угощал ими других. Вот как великие узнают друг друга. Вот как командир, обладающий видением, ведёт за собой свободных людей. Однако не каждый сон — пророческий, — продолжал Алкивиад. — Нужен тот единственный, тот, который давно уже намечен, как камушек в ручье. У этого камушка есть имя. Его зовут Необходимость. Необходимость — это сон. Тот, который стремится воплотиться и призывает всех, кто может помочь ему в этом. Ещё мальчишкой я часто наблюдал это у старшего Перикла. Он мог, с помощью каких-то потусторонних сил, определить настоящее и будущее — не только для себя, но и для других. Он мог сказать людям, что они видят, он мог заставить их увидеть это. И они начинали воспринимать происходящее уже не своими, а его глазами. Таким способом он держал в повиновении город и мир. Любители оказывают такую услугу друг другу, старшие помогают младшим, обучая их тому, чем владеют сами. Ибо все мальчишки и большинство взрослых глубоко несовершенны — не только сами по себе, но и в своих желаниях. Их стремления заурядны, суетны, эгоистичны. Такой дар преподнёс мне Сократ. Он хотел возвысить мои стремления, и я понял, что сила, которой я обладаю, — это высший дар человека своим товарищам, а также самый мощный способ осуществления своих стремлений. Ибо что может более возвысить человека в глазах его соотечественников, нежели подаренное им счастье и процветание? Сократ, — продолжал он, — считает политику ниже философии, и в этом я с ним согласен. И какой образованный человек не согласился бы? Но философия не может существовать без политики. Если судить по этой мерке, то политика — самое благородное занятие из всех, ибо она делает возможным всё. И как определить политику, если не как рождение видения для народа, того видения, которое является его судьбой и которое он сам ощущает несовершенно и частично?

   — Но такой человек, Алкивиад, — это не политик, это пророк!

   — Пророк видит истину, Перикл, а политик озвучивает её для своих соотечественников. И часто он провозглашает её перед лицом своих ярых противников.

   — А в случае Афин, — вставил Перикл, — перед нашими подданными и врагами.

Здесь у меня возник вопрос.

   — Предположим, Алкивиад, что за этим столом восседает Правосудие. И вот оно прерывает тебя и говорит: «Друг мой, ты забыл упомянуть обо мне. Ибо то, что ты называешь Необходимостью, другие назовут Несправедливостью, Подавлением и даже Убийством». Как бы ты ответил этой богине?

   — Я бы напомнил Правосудию, друг мой, что Необходимость старше его. Необходимость уже существовала, когда ещё не было Земли. Правосудие, как ему хорошо известно, не может главенствовать даже на небесах. Так почему же оно должно занимать первенствующее место среди смертных?

   — Это жёсткая философия, Алкивиад.