Персидские дехганы Куруша, в количестве пятнадцати тысяч человек, удерживали позиции на престижном левом фланге. Они находились там с тех пор, как основные силы армии вышли из ворот Ктесифона и стали собирать подразделения, поджидавшие за пределами города. Вообще-то их готовность к бою сейчас не имела смысла, так как не было опасности удара по флангу здесь, в Месопотамии. Но персидская аристократия высоко ценила свою честь и поддерживала боевой порядок.
Собственные подразделения Ситтаса, десять тысяч тяжеловооруженных катафрактов из Константинополя и Анатолии, составляли правый фланг армии. Какое бы недовольство они ни испытывали до сих пор, это компенсировалось их бдительностью и готовностью в любой момент удержать разбойников из пустыни. Хотя ни один арабский разбойник в здравом уме не станет атаковать такую армию, даже если бы у Велисария не было собственных арабских отрядов, двигавшихся вместе с катафрактами.
Велисарий улыбнулся, но вскоре его взгляд остановился на центре армии. Катафракты и дехганы были знакомы римскому полководцу. Они доминировали в военном деле в Восточном Средиземноморье на протяжении нескольких веков. Новыми были подразделения, маршировавшие в центре. Совсем новыми.
Ситтас тоже добрался до них. Но, в отличие от Велисария, в его взгляде не было ни удовольствия, ни удовлетворения.
— Самая большая глупость, черт побери, которую я когда-либо видел, — проворчал он.
— Слава Богу, — вздохнул Велисарий с очевидным облегчением. — Пожаловался! А то я уже начинал серьезно беспокоиться о твоем здоровье.
Ситтас фыркнул.
— Я только надеюсь, что ты прав — насчет этого твоего… как там его?
— Густава Адольфа
Ситтас снова фыркнул.
— В большей или меньшей степени. В большей или меньшей. Это не больно-то наполняет меня уверенностью. А разве его не убили в конце концов?
Велисарий пожал плечами.
— Да, когда он руководил сумасшедшим кавалерийским броском во время последнего сражения — которое, кстати, выиграла его армия, несмотря на то что король погиб на поле брани.
Велисарий хитро улыбнулся. Мгновение он испытывал искушение повернуться назад и посмотреть на своих телохранителей. Он был почти уверен, что, услышав, как их главнокомандующий называет «сумасшествием» рискованную вылазку, Исаак и Приский просто светятся торжеством.
Но он поборол искушение. Несмотря на то что он любил подзуживать Ситтаса из-за его закоренелого, неисправимого консерватизма…
«Проклятый динозавр», — пришла саркастическая мысль от Эйда.
…Велисарию также требовалась уверенность катафракта. Поэтому он сказал:
— Ты уже согласился, Ситтас — или нам нужно возобновлять этот спор? — что тяжеловооруженная конница не может противостоять на поле брани пешим стрелкам. Ряды конницы обязательно будут сломлены.
— Да, я знаю. Но это не значит, что мне должна нравиться эта идея. — Он поднял толстую руку — словно пытаясь защититься от нежелательной лекции. — И, пожалуйста, не надо мне снова рассказывать о Моргартене, Люпене и Морате и всех остальных местах с языческими названиями, где твои драгоценные шведские пикинеры в будущем выстоят против конницы. Меня уже тошнит от этих рассказов.
Ситтас постарался как можно точнее сымитировать интонации Велисария.
— «Когда стрелки перемежаются крепко удерживающей позиции пехотой, которая защищает их, пока они перезаряжают оружие, они разобьют любую конницу, которая выступит против них». Отлично, отлично, отлично. Я не стану спорить по этому вопросу. Хотя должен заметить, что это до тех пор, пока пехота не струсила и не бросилась бежать, — на этом месте в голосе Ситтаса прибавилось энтузиазма. — А когда пехотинцы видят, как на них с грохотом несутся катафракты, удается устоять лишь немногим.
Снова пришел ментальный импульс от Эйда.
«Упрямый, как бык. Лучше врежь ему разок или два. Или он весь день будет в мрачном настроении».
Хотя Велисарий пришел к тому же выводу, он решил не врезать, а объяснить. Хотя его следующие слова, возможно, прозвучали слишком поспешно.
— Я совершенно не спорю, что конница — могучее оружие. Нет ничего лучше для погони за врагом и завершения сражения — после того, как ряды противника будут сломлены.
Таким вот образом Велисарий провел следующий час или около того. Эйд брюзжал у него в сознании, а Ситтас ворчал рядом, расхваливая достоинства кавалерии при нужных обстоятельствах.
К тому времени, как Маврикий с Агафием подъехали обсудить очередную проблему, которая требовала незамедлительного вмешательства Велисария, Ситтас уже казался относительно довольным.
«Завтра придется все повторять», — кисло заметил Эйд.