Прилив

– Разве? Хотела бы я это знать… Как раз это я и пыталась решить в тот день, когда Дэвид выбежал из леса. У меня в голове словно застрял огромный вопросительный знак. Выходить мне за Роули или нет? Даже поезд в долине, казалось, спрашивал о том же. Дым превосходно изобразил в небе знак вопроса.

На лице Пуаро появилось странное выражение. Линн неправильно его поняла.

– Неужели вы не видите, мсье Пуаро, как все сложно? – воскликнула она. – Дело вовсе не в Дэвиде, а во мне! Я изменилась! Меня не было здесь три… четыре года. И я вернулась совсем не такой, какой была, когда уезжала отсюда. Такие трагедии происходят повсюду. Люди возвращаются домой изменившимися, им приходится приспосабливаться. Невозможно несколько лет вести другую жизнь и не меняться!

– Вы не правы, – возразил Пуаро. – Трагедия всей жизни как раз в том, что люди не меняются.

Линн уставилась на него, качая головой.

– Так оно и есть, – настаивал он. – Почему вы вообще уехали?

– Почему? Я поступила в армию – в Женскую вспомогательную службу флота.

– Да, но почему вы туда поступили? Вы любили Роули Клоуда и были с ним помолвлены. Вы ведь могли работать на ферме здесь, в Уормсли-Вейл.

– Могла, но мне хотелось…

– Вам хотелось уехать за границу, повидать мир. Возможно, уехать от Роули Клоуда… И теперь вам все еще не сидится на месте! Нет, мадемуазель, люди не меняются!

– Когда я была на Востоке, то тосковала по дому! – запротестовала Линн.

– Да, там хорошо, где нас нет. У вас, возможно, всегда будет такое чувство. Вы воображали себе картину возвращения Линн Марчмонт домой. Но картина оказалась ложной, так как воображаемая вами Линн Марчмонт была не настоящей, а такой, какой бы вам хотелось быть.

– По-вашему, я нигде не буду знать покоя? – с горечью спросила она.

– Я этого не утверждаю. Но, уезжая, вы были не удовлетворены вашей помолвкой и теперь, когда вернулись, все еще ею не удовлетворены.

Линн сорвала длинную травинку и стала задумчиво ее жевать.

– Вы все знаете, не так ли, мсье Пуаро?

– Это мое métier, – скромно отозвался он. – Но думаю, есть и другая истина, которую вы еще не осознали.

– Вы имеете в виду Дэвида? – резко спросила Линн. – По-вашему, я влюблена в него?

– Это решать вам, – сдержанно ответил Пуаро.

– Но я сама этого не знаю! Что-то в Дэвиде меня пугает, а что-то притягивает… – Помолчав, она добавила: – Вчера я разговаривала с его бригадиром. Он приехал сюда, услышав об аресте Дэвида, чтобы узнать, нельзя ли ему чем-нибудь помочь. Бригадир сказал мне, что Дэвид был одним из самых храбрых людей, когда-либо служивших под его командованием. Но, несмотря на все похвалы, я чувствовала, что он не вполне уверен в его невиновности.

– И вы также в этом не уверены?

Линн криво улыбнулась:

– Я никогда не доверяла Дэвиду. Можно любить человека, которому не доверяешь?

– К сожалению, да.

– Конечно, я была к нему несправедлива. Я верила грязным сплетням, будто он никакой не Дэвид Хантер, а просто дружок Розалин. Мне стало стыдно, когда бригадир сказал, что знал Дэвида еще мальчиком в Ирландии.

– C’est épatant,[27] – пробормотал Пуаро, – как часто люди хватают палку не с того конца!

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что сказал. Не могли бы вы вспомнить, звонила ли вам миссис Клоуд – жена доктора – в тот вечер, когда произошло убийство?

– Тетя Кэти? Да, звонила.

– По какому поводу?

– Запуталась в каких-то цифрах.

– Она говорила из дома?

– Нет, ее телефон испортился, и ей пришлось выйти к автомату.

– В десять минут одиннадцатого?

– Около того. Наши часы никогда не показывают точное время.

– Около того, – задумчиво повторил Пуаро. – Это был не единственный звонок вам в тот вечер? – деликатно осведомился он.

– Нет, – кратко ответила Линн.

– Дэвид Хантер звонил вам из Лондона?

– Да. – Она внезапно вспылила: – Полагаю, вы хотите знать, что он сказал?

– О, я бы не осмелился…

– Можете знать! Дэвид сказал, что уходит из моей жизни, что он для меня слишком плох и никогда не сможет исправиться – даже ради меня.

– И так как это, по-видимому, правда, она не пришлась вам по вкусу, – заметил Пуаро.

– Я надеюсь, что он уедет, – конечно, если его полностью оправдают… Надеюсь, что они оба уедут в Америку или куда-нибудь еще. Тогда, возможно, мы перестанем о них думать и научимся рассчитывать только на себя. Мы перестанем исходить злобой…

– Злобой?

– Да. Впервые я это почувствовала однажды вечером у тети Кэти – она устроила нечто вроде приема. Возможно, это было потому, что я только вернулась из-за границы и все воспринимала обостренно, но я просто в воздухе чувствовала злобу нашего семейства к Розалин. Мы все желали ей смерти! Это ужасно – желать смерти человеку, который не причинил тебе никакого вреда!

– Разумеется, ее смерть – единственное, что может принести вам практическую пользу, – деловым тоном заметил Пуаро.