— Поэтам тоже надо что-то есть, — сказал я. — И они готовы творить на заказ. А заказчиками обычно являются богатые рыцари, желающие прославиться.
— Тогда зачем вообще убивать дракона? — спросила Карин. — Заплатил поэту, и дело с концом.
— Каждая поэма должна на чем-то базироваться, — сказал я. — В основе каждой жемчужины лежит песчинка. Если бы ее не было, то не было бы и жемчужины. В этом все дело. Поэту нужен факт, чтобы самого рыцаря потом не осмеяли его браться по оружию. Факт должен быть неоспорим, обычно его подкрепляют доказательства в виде отрубленной головы дракона, хранящейся в подвалах родового замка.
— То есть, на самом деле не было ни одного случая, чтобы дракон погибал от руки человека в схватке один на один?
— Несколько таких случаев все-таки было, — сказал я и поведал Карин о Роальдо Вырви Глаз, Джакомо Бертолуиджи и Обероне Финдабаире. Впрочем, теперь мне был известен еще один случай — сэр Джеффри Гавейн. Но о нем явно никто не будет складывать легенды и сказания.
— Значит, все эти ухлопавшие драконов парни были магами?
— Да, — сказал я. — Дракон — создание магическое, и гробануть его, не применяя магию, невозможно. Скажем, вы же не можете утопить корабль в открытом море, если у вас нет своего корабля.
— Держу пари, я могла бы придумать пару-тройку вариантов.
— Возможно, — согласился я. — Но все же самым простым вариантом будет использование другого судна.
— Наверное.
— Кстати, а какое значение имеет вопрос, когда дракон в последний раз ел? Разве его пищеварение как-то связано со способностью к полету?
— Напрямую, — сказал я. — Драконы весят около тонны и обладают аэродинамикой стопки кирпичей. Для того, чтобы удерживать такую тушу в воздухе, крылья должны быть раз в десять больше, чем они есть на самом деле.
— Я думала, драконы используют магию.
— Одной магией тут тоже не обойдешься. Если бы драконы летали только с помощью магии, они за несколько лет пожрали бы всю магическую энергию нашего мира, и дальше летать все равно бы не смогли. Тайна их полета гораздо прозаичнее. Когда дракон ест, в его желудке выделяется особый газ. Этот газ легче воздуха, и получается, что после еды дракон весит меньше, чем на голодный желудок. Когда газ кончается… э… выходит естественным способом, дракону летать все труднее и труднее. Он вынужден приземляться и искать себе новую еду. Обычно драконы стараются это делать, еще не утратив способности к полету. На земле они не слишком маневренны.
— Найти еду в этих горах Гарлеону будет довольно сложно, — заметила Карин.
— Приземлиться здесь тоже проблематично, — сказал я. — Он, конечно, в ярости, но вряд ли она затмит его инстинкт самосохранения. А значит, он должен скоро улететь.
— Хотелось бы в это верить, — сказала Карин.
Последнее время я был абсолютным чемпионом по идиотским ситуациям. Вот вам еще одна — оказаться зажатым в расщелине с молодой женщиной и с кружащим над головой драконом. Для полного счастья не хватало только колокольни или стада коров.
— Гарлеона не видно уже полчаса, — заметил я. — Может быть, он улетел на дозаправку?
— Для верности просидим здесь еще немного, — сказала Карин.
Через пять минут туша дракона на миг заслонила от нас Солнце. Он прошел слишком близко к нашему убежищу, и если бы мы оказались на тропе, то стопроцентно попали бы в поле его зрения.
Ненавижу драконов.
Еще немного, и я буду готов приступить к созданию одноразового магического артефакта для их убийства.
— Кстати, об одноразовых магических артефактах, — сказала Карин, и я обнаружил, что начиная с фразы «ненавижу драконов», я думал вслух. — Ты сможешь узнать, кто изготовил копье, убившее Грамодона?
— Только если увижу другую работу этого мага, — сказал я. — Я запомнил характерные структуры заклинания, которые остались после использования артефакта. Они индивидуальны для каждого мага, как отпечатки пальцев для человека.
— А разве отпечатки пальцев у всех разные? — удивилась Карин.
— Конечно.
— Хорошо, что стражники об этом не догадываются, — сказала она. — Это здорово облегчило бы их работу по установлению личности преступника.
— Странно, что такие вещи волнуют телохранителя, — ехидно заметил я.
— Иногда чтобы сохранить одно тело, необходимо ликвидировать другое, — парировала Карин. — Далеко не всегда это получается сделать в рамках закона.
Мигель утверждает, что законы соблюдают две категории людей: кристально честные и слабые. По его мнению, первых на несколько порядков меньше, чем вторых. Мигель не относится ни к тем, ни к другим. Если когда-нибудь его мнение разойдется с мнением закона, он легко преступит и через закон, и через тех людей, которые призваны наблюдать за его соблюдением.
Люди вроде Мигеля или Карин живут в своем мире и по своим законам. Их интересует только их собственное мнение, и они плевать хотели на мнения остальных людей.
К общепринятым нормам поведения они относятся с крайним цинизмом. Мигель говорит, что законы очень редко соблюдают люди, которые их придумывают.