Приключения в Красном море. Книга 3

В течение двух лет я совершал каботажные рейсы, а затем сдал судно в аренду некоему рыболовному обществу, финансируемому норвежской фирмой, которое появилось в Джибути. Когда это общество прогорело, я забрал свое судно и с горечью вынужден был признать, что корабль, на который я возлагал такие надежды, не приносит мне никакого дохода. За три года я задолжал моему другу Мэриллу двадцать пять тысяч франков. Нужно было выбраться из этого тупика. И кроме того, зов моря с каждым днем становился все более неодолимым.

И тогда я вспомнил о шаррасе. Почему бы не испробовать в Индии то, что удалось мне в Греции?

Я написал Ставро письмо с просьбой одолжить мне денег; он обещал мне всяческое содействие, но мое предложение показалось ему слишком сомнительным, чтобы рисковать своим капиталом. Он счел мои шансы на успех весьма слабыми, ведь я собрался действовать только исходя из того, что гашиш называется в Индии шаррасом.

Я рассказал о своих планах Мэриллу, и он пообещал мне пятьдесят тысяч франков. Тотчас же я начал готовиться в путь, и сборы поглотили все мои оставшиеся деньги.

Накануне отъезда, когда я зашел к Мэриллу за обещанной суммой, он принялся извиняться, сославшись на непредвиденный срок платежа и сорвавшийся куш, на который он рассчитывал… словом, обычные отговорки человека, давшего неосторожное обещание.

Чуть позже я встретил очень богатого предпринимателя господина Носето. Он вызвал у меня живую симпатию, это был человек умный, энергичный, лишенный большинства низменных предрассудков, свойственных колониальной среде.

Никто не знал, сколько ему лет. Он никогда этого не говорил и на расспросы любопытных отвечал уклончивыми фразами в духе графа Сен-Жермена. Путем расчетов и сопоставления дат удалось выяснить, что ему приблизительно шестьдесят лет, и его возраст даже завышали, чтобы контраст получился более разительный, ибо у старика был образ жизни очень молодого человека.

Я видел, как он чуть свет садится на велосипед и весело катит на свою верфь. Он дружески махал мне издали рукой и пел мне дифирамбы за аперитивом в самых чопорных кругах.

Я без обиняков попросил его одолжить мне пятьдесят тысяч франков, чтобы предпринять необычное дело, подробности которого я вынужден был от него утаить.

— Если мне не повезет, — прибавил я, — я достаточно молод, чтобы взяться за любую работу и возместить вам убытки. Я обратился к вам, потому что понял, что вы могли бы оказать мне доверие.

Он ни секунды не колебался, ни о чем меня не спросил и не высказал ни малейшего сомнения. Признаться, я был растроган доверием старого, жадного до наживы, изворотливого лиса, мастерски владевшего своим нелегким делом.

Но этот человек был совершенно непредсказуем. Я вручил ему поручительство по векселю Мэрилла, краснея оттого, что могу дать ему в залог лишь свою добрую волю. Я верил, что у моего друга действительно финансовые затруднения, и собирался отчислять ему определенный процент будущей прибыли в благодарность за оказанные ранее услуги.

Мэрилл беспрекословно дал мне свое поручительство по векселю, быть может, устыдившись своего поведения при виде благородного жеста Носето.

В тот же вечер я отбыл в Обок, где находились моя жена с дочерью.

* * *

Мы ждали ребенка, но не знали точной даты, когда он должен родиться. Можно было бы отсрочить мой отъезд, прежде чем бросаться очертя голову в очередную авантюру, но то, что для других было бы огромным событием, воспринималось нами при странной жизни, которую мы вели, всего лишь как второстепенный эпизод. Все же я решил задержаться еще на три дня — большой срок, учитывая то, что муссон уже ослабевал, а без него долгий переход через Индийский океан был бы весьма затруднителен.

Нам сопутствовала удача. Моя вторая дочь тихо и быстро, всего лишь за пять минут, появилась на свет после обеда, накануне моего отъезда. Это не были традиционные роды с доктором в белом халате и акушеркой. Мне пришлось заменить обоих с помощью моей семилетней дочери Жизель.

На следующее утро я отплыл в Индию, и из-за того, что рождение дочери совпало с началом моего путешествия, которое должно было поставить наше будущее на карту, местные жители прозвали ребенка Инди-Баба (цветок Индии). Мы дали девочке имя Амелия, но прозвище, подходившее ей больше, так за ней и осталось.

Наш корабль летит вперед, подгоняемый попутным западным бризом. Маленький белый домик на берегу постепенно уменьшается в размерах. Я еще различаю вдали белый шарф, привязанный к большому веслу в углу террасы в знак прощания. Затем все исчезает в мареве летнего дня, и от дома остается лишь белая точка, которую скорее угадываешь, чем видишь в дымке рыжеватой пыли, клубящейся над равниной под порывами налетевшего хамсина. Вот и она растаяла вдали… Теперь все кончено, но ее белый отсвет каким-то чудом проглядывает сквозь туман, провожая нас еще некоторое время… Я вглядываюсь вдаль, но теперь уже ничего не видно, берег скрывается за горизонтом, и ветер гонит нас в необъятные просторы Индийского океана.