Приключения студентов(Том II)

Пыль и песок нес и крутил смерчами южный ветер по улицам Болоньи на следующий полдень. Площади казались завешенными туманом, все живое попряталось по домам; окна всюду были закрыты и только ватага студентов, закутавшая плащами лица по самые глаза, направлялась, кляня погоду, к восточным воротам. Шло человек около двадцати; у всех были торбы, двое имели лютни, каждый опирался на длинную палку с острым железным наконечником, которую мгновенно можно было превратить в короткое копье.

Пятеро передовых сразу бросались в глаза особенным цветом волос: это были Марк, два быкообразных усача и еще двое таких же рыжеволосых человек, гораздо поменьше их ростом; Луиджи забрался в самую середину ватаги и то и дело кидал вперед беспокойные взгляды: уже показалась башня Феррарских ворот; сверх обычая они были закрыты и в полутемном пролете их виднелись вооруженные сторожевые.

Завидев приближавшихся, несколько человек выступили им навстречу и алебардами преградили дорогу. Все остановились.

— Мы артисты… — прогудел Мартин. — Что надо?

— А вот мы разберем, кто артист, кто нет!.. — грубо ответил старший из караульных. — Эй, где Виталиус?..

На окрик из башни показался невысокий пожилой человек в коротких коричневых штанах и пестром жилете, поверх которого был надет серый камзол.

У Луиджи перехватило дыханье — он узнал одного из тюремщиков епископа.

Виталиус только мельком взглянул на передовых и маленькие глазки его, с большими коричневыми мешками под ними, пытливо устремились на остальных.

Закрываться плащом значило обратить на себя особенное внимание; Луиджи смекнул это, снял шляпу и начал обмахиваться ею, как веером. Взгляд Виталиуса задержался на миг на его лице и скользнул дальше; радостное чувство всколыхнулось в груди неаполитанца, но тут же погасло: глаза сыщика опять вернулись к нему.

— Кто ты?.. — спросил он Луиджи.

— Артист!.. — ответил тот. — А что, крестили мы с тобой где-нибудь?..

— Глаз-то у тебя почему запух?..

— Сегодня полгорода с синяками ходит: вчера диспут был!..

— Верно!.. — поддержал старший. — Вон они, ученые билеты под глазами у всех наклеены!

Стража захохотала.

— А куда идете?

— Петь по монастырям… — Сперва к его святости епископу в загородный дворец зайдем!

Тюремщик внимательно осмотрел остальных и махнул рукою.

Алебарды опустились: в воротах отворилась калитка и ватага гуськом выбралась за черту города.

Несмотря на жару и пыль, неаполитанцу захотелось кувыркаться, запеть, выкинуть что-нибудь необыкновенное, но сторожевая башня была еще близко и Луиджи преодолел искушение и сделался чрезвычайно важным; только единственный глаз его, горевший огнем, выдавал его переживания.

Благодаря повороту дороги ветер стал дуть путникам в спину; идти сделалось легко.

Луиджи поравнялся с передовыми.

— Зачем ты соврал, что мы идем к епископу?.. — вполголоса спросил Марк.

— Вдохновение, брат!.. — воскликнул неаполитанец. — Без этого пропадешь!

Болонья мало-помалу стала сливаться с далью; пыль над нею стояла облаком.

Под вечер ветер утих. На гребне увала, несколько в стороне от дороги, открылась колоннада и какие-то древние развалины; Луиджи пытливо всмотрелся в них и что-то шепнул Мартину; тот, шедший за вожака, свернул к ним со своими спутниками.

— Здесь заночуем!.. — объявил он во всеуслышание.

Развалины оказались храмом; к нему вела мраморная лестница из семи широких ступеней. Сохранилась большая часть свода и под ним на невысоких постаментах белел полукруг из мраморных статуй; две или три лежали на полу, разбитые на куски; разрушение и запустение глядели со всех сторон.

Несколько человек отправились собирать дрова; неподалеку отыскался ручей.

В самой глубине храма, поодаль от статуй, артисты развели на мраморном полу костер и принялись стряпать ужин из вареных бобов. Эхо отзывалось на каждое движение и слово.

Луиджи несколько раз выходил наружу и вглядывался в начавшую густиться темноту. Скоро прямо против входа в развалины на небе засквозило синеватое сияние: всходил месяц — огромный, круглый, багровый и не светящий; будто пожар вспыхнул где то в черной дали.

Артисты очертили углем место, избранное для ночлега, закрестили его, подмостили под головы мешки и улеглись спать. Немцы-студенты расположились отдельно, около второго бокового выхода, и тихо беседовали.

Месяц, превратившийся опять в серебряный, плыл уже высоко; лучи его проникали в провал на своде и нездешним светом озаряли недвижные статуи; на полу тянулись от них длинные тени; в углу, вповалку, будто куча щенков, крепко спали в разнообразных позах странствующие студенты и угасавший костер обрызгивал их красными пятнами.

Среди полного безмолвия почудился звяк подковы. Луиджи выскочил из двери, за ним поднялись один за другим немцы.

По дороге мелькали какие-то неясные тени, топот копыт сделался явственней; одна из лошадей засекала ногу и пощелкиванье железа по железу выделялось отчетливо. Кучка всадников свернула к развалинам.

— Кто едет?!.. — окликнул Луиджи.

— Соколы!.. — отозвался передний. — Кто спрашивает?