Приключения студентов(Том II)

Отовсюду бежали на помощь люди; улицы квартала спешно замыкались цепями.

Море людей окружило упавшего коня: он ржал и пытался подняться, но не мог — передняя нога у него оказалась сломанной; Габриэль высвободили из-под него; цветы померанца на голове ее и узкая золотая коронка были смяты и окровавлены. Габриэль посадили на землю; крупные капли крови росили из раскроенного лба на платье… словно выточенное нежное лицо быстро бледнело — она была уже мертвой.

У дворца Палавиччини оказалось пятеро убитых и множество раненых; первым, по обычаю, набили рты землею…[11] Весь квартал пришел в ярость; всюду засверкало оружие и толпа с воплями — «Смерть Кресчентиям!» — повалила к их кварталу, расположенному у башни св. Архангела.

Луиджи перевязали тут же на улице; у него были насквозь проколоты грудь и легкое. После перевязки товарищи перенесли его к себе на носилках.

Всю ночь Рим не спал. На темном небе стояло багровое зарево; то здесь, то там начинал гудеть набат; по темным улицам, размыкая и разбивая цепи и освещая путь себе факелами, с криком бежали наспех одетые и вооруженные люди, с грохотом проносились конные отряды: сражались друг с другом не только Палавиччини с Кресчентиями, но и целые кварталы: воздух Рима так был пропитан гремучими газами, что ссора, вспыхнувшая где-либо в городе между двумя семьями патрициев, мгновенно охватывала злобой и жаждой немедленной мести совсем непричастных лиц.

Все путники, а в особенности Ян, были потрясены происшествием.

Луиджи от потери крови впал в забытье и изредка кашлял, постанывал и отплевывал сгустки крови. Всю ночь товарищи провели около него без сна; утром, когда Марк нагнулся к нему и тихо спросил — не хочется ли ему чего-нибудь, раненый ответил кивком головы.

— Что же именно?

— Отвезите в Неаполь… — прошептал он.

Утром Марк раздобыл старика, умевшего лечить раны и, когда тот обмыл их, наложил какие-то мази и травы и вышел за дверь, Марк догнал его и спросил как он находит больного; старик покачал головой.

— Это смертельно!.. — проговорил он. — Чудо будет, если он проживет неделю!

— В Неаполь!.. — протяжно и громко повторил Луиджи, когда вернулся Марк.

Марк вызвал товарищей в коридор и передал слова лекаря.

— Надо отвезти!.. — проговорил суровый Мартин. — Мы решили с ним, — он кивнул на Адольфа, — никуда не идти дальше, но теперь надо… Последний поход с ним!

Марк ушел нанимать лодку.

Ранним утром другого дня по зеленоватой глади Тибра быстро неслась четырехвесельная бело-красная лодка. Посредине ее на носилках лежал Луиджи; товарищи его сидели вдоль бортов и молча провожали глазами знакомые очертания Рима, чередой проплывавшие мимо. Около раненого расхаживал ручной ворон.

Мелькали стоявшие попарно на берегу башни с цепями, перегораживавшими реку для задержки больших судов; базилика св. Петра, остров Тиберия, скалы и развалины Капитолия, городская стена; показался храм апостола Павла, пустынное поле катакомб кругом него. Дальше развернулись однообразные равнины; Тибр быстро нес лодку между крутыми, невысокими берегами.

Перед полуднем впереди забелели стены и башни гавани Рима — городка Чивитты-Веккии; за ним расстилалось беспредельное море; на путешественников дохнул освежающий ветерок.

Лодка беспрепятственно вошла в водяные ворота в крепостной стене и очутилась в просторной, но почти пустынной бухте; ее со всех сторон охраняла толстая высокая стена, уже начавшая кое-где осыпаться и зарастать мохом. С десяток судов были причалены носами к тумбам и кольцам каменной, заросшей травою набережной; на реях сушились синие и белые паруса, белье и платье моряков; людей виднелось мало, почти все они сидели за столиками у кабачков. Над бухтой с криком носились сизо-белые чайки; они то опускались на воду, то взлетали и, ковыляя крыльями, уносились за стену в море. Ворон усиленно каркал.

Лодка причалила к берегу.

Воздух и вид моря чрезвычайно взволновали Ярослава: напомнили ему Константинополь; Ярослав, словно пленная птица, не отводил горящих глаз от черно-синего простора.

Ян и Марк отправились разыскивать корабль, отходящий в Неаполь, и не больше как через полчаса вернулись обратно: на их счастье, легкая двухрядная дроммона отплывала в тот же вечер.

Товарищи перенесли раненого на судно и поместили, по его желанию, на носу на палубе.

Перед вечерней на дроммоне показался пожилой патер, приглашенный Марком отслужить напутственный молебен; путь предстоял длинный и опасный: на всех морях тогда хозяйничали пираты, нападавшие не только на встречные суда, но и на приморские города. Пленных продавали в рабство в чужие, далекие страны и многие сотни тысяч несчастных были оторваны от своих домов и семей и влачили беспросветную, жалкую жизнь.

Все товарищество стояло на коленях и горячо молилось за счастливый путь и за выздоровление раненого; Луиджи лежал с сосредоточенным выражением на лице; ввалившиеся глаза его смотрели в даль; он будто вслушивался во что-то совсем иное, непонятное для других.