Приключения со сменой кожи

Под потолком висели две клетки. Но Самюэль выглядел испуганным оттого, что она повернула ключ и спрятала его там, где ему не хотелось бы его искать, а не оттого, что комната вдруг стала похожа на огромный лес и тени переплелись на зеленых занавесках.

– Интересное место для разведения птиц.

– Это мои пташки. – Полли пустила горячую воду, и птицы запели еще громче, как будто услышали водопад. – Мистер Эллингем, когда приходит сюда мыться по средам, говорит, что они насмехаются над ним и бросают в него ягоды все время, пока он моется. Не думаю, что он моется подолгу. А вас он тоже смешит?

Он думал, что она улыбнется, поворачиваясь к нему, но ее лицо оказалось спокойным и серьезным, и тогда он сразу разглядел, что она красивее всех тех девушек, что он создал в своем воображении, пока она открывала дверь, там, внизу. Он перестал доверять ее красоте из-за ключа. Он помнил, как ответила миссис Дейси на вопрос мистера Эллингема: «Ничем хорошим». Он не думал, что она кинется обниматься. Это было бы совсем другое дело. Но если она попытается сунуть его голову в воду, он позовет Джорджа Ринга, и тот примчится как конь, ржущий и надушенный.

– Я заперла дверь только потому, что не хочу, чтобы Джордж Ринг сюда входил. Он со странностями. Брызгает духами, знаете ли, свое нижнее белье. Мы зовем его Мимолетное Облако.

– Не стоило класть ключ туда, куда вы его положили, – сказал Самюэль. – Я мог бы повалить вас и выудить его. Окажись я таким человеком.

– Плевать.

Хотя бы она улыбнулась, говоря это. Но она выглядела так, будто ей действительно плевать, повалит он ее на пол или сядет на край купели и дотронется своей бутылкой до утки. Утка описывала круги в несвежей, грязной воде.

– Тебя как зовут?

– Сэм.

– А меня Мэри. Но они зовут меня Полли. Для краткости.

– Не намного короче.

– Абсолютно одинаково.

Она села рядом на краешек ванной. Он не знал, о чем говорить. Была запертая дверь, как он часто представлял в своих историях, лежа в кровати на Мортимер-стрит, и был теплый спрятанный ключ, и девушка, способная на что угодно. Только ванная комната должна была оказаться спальней, а девушка – без очков.

– Сними очки, Полли.

– Если хочешь. Только я не смогу глядеть вдаль.

– Тебе незачем глядеть вдаль. Комната совсем маленькая. Меня видишь?

– Конечно вижу. Ты же рядом. Я теперь тебе больше нравлюсь?

– Ты красивая, Полли.

– Красотка Полли, – сказала она, не улыбнувшись. «Ну, – сказал он себе, – вот ты, вот она, и на ней нет очков».

– На Сьюэлл-стрит ничего не случается. – Она взяла его руку и положила палец с бутылкой к себе на колени.

«Вот ты, и твоя рука у нее на коленях».

– Там, откуда я приехал, тоже ничего не случается. Я думаю, все происходит там, где нас нет. С другими может случиться все что угодно. Так говорят.

– Мужчина, снимавший комнату через дверь от моей, вот так перерезал себе горло, – сказала она. – Перед завтраком.

В первый с рождения день свободы Самюэль сидел с беспутной девчонкой в запертой ванной над чайной лавкой, грязные занавески были задернуты, а его рука лежала на ее коленях. Но он ничего не чувствовал. «Господи, – подумал он, – дай мне почувствовать хоть что-нибудь, почувствовать то, что я должен наконец-то ощутить, ведь что-то происходит, а я сижу тупой и бесстрастный, как человек в автобусе. Дай мне вспомнить все мои фантазии. Я сжимаю ее в объятиях, мое сердце бьется рядом с ее сердцем, ее тело дрожит, рот приоткрылся, как цветок. Лотос Озириса открылся солнцу».

– Послушай этих старых птичек, – сказала она, а он увидел, что горячая вода льется через край купели.

«Я, наверное, импотент», – подумал он.

– Почему он перерезал себе горло, Полли? Из-за любви? Если бы я страдал от любви, я бы напивался бренди, виски и мятным ликером и этой штукой, которую делают с яйцом.

– Мистер Шоу сделал это не из-за несчастной любви. Я не знаю, из-за чего. Миссис Бентли говорила, что кровь была повсюду, повсюду, часы были залиты кровью. На полке он оставил маленькую записку, где говорилось только, что он собирался сделать это с октября. Смотри, вода сейчас протечет прямо на кухню.

Он завернул кран. Птицы сразу замолчали.

– Может, он правда любил. Может, он любил тебя, Полли, но не признался в этом. Любил на расстоянии.

– Бог с тобой, он был хромой. Профессор кислых щей. Сколько тебе лет?

– Двадцать.

– Неправда.

– Ну почти.

– Неправда.

Потом они молча посидели еще какое-то время, его рука покоилась на ее коленях. Свою бледную руку она опустила в воду. Птицы снова запели.

– «Бледные руки, что я люблю…»

– Это «Неподалеку от Шалимара». [3]Правда, Сэм? Ты любишь мои руки? Это очень интересно. – Она уныло посмотрела на длинную плавучую водоросль и устроила волну, – Здесь кажется, что уже вечер.

– Вечер в деревне. Птицы поют, и вода. А мы сидим на берегу реки.

– Устраиваем пикник.

– А потом мы снимем одежду и искупаемся. Ну и замерзнем же! Ты услышишь всех рыбок, которые плещутся вокруг.