Приключения Ричарда Шарпа. Том 2

Вместе с фрегатом ожил и Кокрейн. Он суетился, приветствуя на борту «Эспириту Санто» матросов с «О’Хиггинса», кричал: «Ура!», когда заработали помпы, но, в конце концов, успокоился, обзаведшись бутылкой и сигарой. Шарп составил ему компанию.

— Признайтесь, Шарп, — рыжий дружелюбно предложил ему вина, — За что вас так невзлюбил Батиста? Не с трупом же дона Блаза ворюге было жаль расставаться?

— Да нет. — неохотно протянул стрелок, — Я вёз послание к повстанцам.

Кокрейн поперхнулся:

— Вы — что?

— Послание вёз к некоему подполковнику Чарльзу. Он вам известен?

— Известен? Он-мой друг. Бог мой, да он — единственная живая душа в Сантьяго, которой я могу доверять. Что было в письме?

— Не имею ни малейшего понятия. Оно было шифрованным.

С лица Кокрейна сбежали краски:

— От кого письмо?

— От Наполеона.

— Боже мой! Боже мой! Письмо у Батисты?

— Да.

Кокрейн выругался.

— Как вас угораздило-то попасть к Бони в письмоносцы?

— А он меня не спрашивал. Я подряжался лишь передать его поклоннику его портрет.

Шарп в двух словах обрисовал адмиралу уловку Наполеона и собственные с Харпером мытарства. Выслушав его без особого интереса, шотландец пылко осведомился:

— Как он?

— Изнылся от безделья и растолстел.

— Но энергичен? Бодр?

— Выглядит ужасно.

— То есть?

— Не в лучшей форме. Обрюзгший и бледный.

— А ум, ум не притупился? Он — в здравом рассудке?

— Более чем. В здравом уме и твёрдой памяти.

Кокрейн облегчённо выдул облачко дыма:

— Нашли с ним общий язык?

— О, да!

— Обидно, наверно, после стольких сражений превратиться в паршивого штафирку.

— Вы встречались с Наполеоном?

— Хотел. На пути в Чили я собирался заглянуть на Святую Елену, но ветра не благоприятствовали.

Кокрейн подошёл к перилам и, дымя сигарой, уставился на «О’Хиггинс». Изящность обводов пятидесятипушечника, некогда плававшего под испанским флагом, подчёркивало присутствие полуразбитого, заполненного водой «Эспириту Санто».

— Им надо было расстрелять Бонапарта. — буркнул адмирал, — Приставить к стенке и расстрелять.

— Я поражён. — сказал Шарп.

— Поражён? Чем же?

— Не ждал от вас подобной кровожадности.

— Что вы, я не кровожаден. — Кокрейн сделал паузу, рассеянно блуждая взором по тускнеющему небу, на котором чёрными многоярусными крестами выделялись мачты «О’Хиггинса», — Мне жаль Бонапарта. Ему ведь до старости далеко. Подло такого человека сажать под замок. Каково ему, перевернув мир вверх тормашками, гнить долгие годы на правах приживала. Честнее было бы казнить его. Под фанфары… и ружейный залп как последний салют. Я бы хотел так уйти. Всё лучше, чем дряхлеть.

Адмирал запил горечь своих слов глотком вина и поинтересовался:

— Сколько лет Бонапарту?

— Пятьдесят один. — ответил Шарп. Всего на восемь лет старше меня, подумалось ему.

— А мне — сорок пять. — хмыкнул Кокрейн, — Не хотел бы я кончить вот так же, на позабытом Богом острове. Пятьдесят один? Ему же ещё воевать и воевать!

— Потому-то они его и упрятали.

— Говорите, он нездоров? Насколько серьёзно?

— Запах свободы и жжёного пороха вмиг поставили бы его на ноги.

— Отлично сказано! — одобрил довольный шотландец.

— А что было в том письме?

— В письме? — Кокрейн осёкся и поскучнел, — Чарльз — парень любознательный. Всё надоедает великим людям, выспрашивая их версию событий. Уверен, он и на этот раз выпытывал у Наполеона подробности Ватерлоо или Аустерлица.

Кокрейн валял дурака, и Шарп не счёл нужным таить раздражение:

— Настолько секретные подробности, что Бони прибег к шифру?

— Откуда я знаю? — вспылил адмирал, — Спрашивайте у Бони, спрашивайте у Чарльза!

Сердито сопя, он отвернулся от Шарпа и, опершись на планшир, окликнул подплывающих на баркасе людей с «О’Хиггинса».

Это была группа морских пехотинцев. Командовал ими осанистый англичанин с молодцевато закрученными кверху кончиками чёрных усов. Звали его майор Миллер.

— Польщён знакомством с вами, сэр. — щёлкнул каблуками майор, представившись Шарпу, — Я, к сожалению, большую часть той войны провалялся в госпиталях. Впервые лягушатники приложили меня под Опорто. От раны я оправился в аккурат, чтобы угодить под пулю у Альбуэры. Кое-как коновалы меня подлатали, но я умудрился отличиться и в Ронсевальском ущелье (помните ту заварушку?), после чего на меня махнули рукой и списали вчистую по инвалидности. Потом вот пристроился к Кокрейну. Оплата выше (при условии, конечно, что деньги нам выплатят), и от ранений как бабка пошептала. А кораблику вашему досталось, да?

С этим утверждением не спорил даже Кокрейн. Без серьёзного ремонта фрегат не доплыл бы до Вальдивии, поэтому адмирал выбрал целью Пуэрто-Круцеро, и майор Миллер его поддержал.

— Жалко, крепостца крохотная, моим ребятам развернуться в полную силу будет негде. Они у меня те ещё злыдни!

«Злыдней» насчитывалось пятьдесят человек, из них три флейтиста и два барабанщика.