Приключения Ричарда Шарпа. Том 2

Стрелок покривил душой сознательно. Начни Бонапарт с первыми лучами солнца, сумерки венчали бы его лаврами победителя, но Шарп скорее удавился бы, чем доставил радость Батисте, соглашаясь с ним.

Капитан-генерал подступил к стрелку вплотную. Шарп всегда считал себя рослым, но, чтобы встретиться взглядом с Батистой, был вынужден задрать голову.

— На что это было похоже? — спросил испанец.

— Ватерлоо?

— Да, Ватерлоо. На что это было похоже — находиться там?

Шарп замялся. Как объяснить не нюхавшему пороху сопляку беспросветный ужас многочасового стояния под огнём французской артиллерии? Вой ядер, разрывающих воздух, замирающее сердце: в тебя? Нет, в твоего товарища. Как передать ежесекундную борьбу с обезумевшим от страха животным, бьющимся на грани твоего сознания; зверем, перекрывающим гул канонады: беги! спасайся! прячься! Но ты недвижим, недвижимы и твои однополчане, которых с каждой минутой становится всё меньше и меньше. Нет, бесспорно, были и другие воспоминания: азарт начала; победа, когда выкошенные, казалось, полки восстали из мёртвых и в пух и прах разнесли элиту наполеоновского войска, но не эти воспоминания поныне заставляли Шарпа просыпаться в холодном поту. Нет, не они.

— Жутко. — наконец, выдавил из себя Шарп.

— Жутко? — осклабился Батиста, — И только?

Так же Шарп ответил и Наполеону, но тому хватило. На его лице стрелок прочёл такое глубокое понимание всего, вложенного в короткое слово, что от облегчения засмеялся, и Бонапарт смеялся вместе с ним. Когда веселье иссякло, Наполеон задумчиво уронил:

— Это и должно было быть жутко… Но, видимо, оказалось жутко недостаточно.

Увы, то, что не требовалось разжёвывать полководцу Наполеону, оказалось невозможно объяснить чиновнику Батисте. Всё же Шарп попытался:

— Устрашающе. Пушки, то бишь.

— Пушки? — переспросил Батиста.

— Ну, да. У французов артиллерии было до чёрта. А уж управляться с ней они умели всегда.

— Как вы сказали, «устрашающе»?

— Очень.

— Устрашающе. — многозначительно повторил капитан-генерал, повернувшись к свите, — Вы слышали, господа? Устрашающе! Вот что мы должны делать! Устрашать изменников, а не гоняться за ними по буеракам! А, значит, нам нужны пушки! Пушки! Пушки! Пушки!

Речь он сопровождал энергичными ударами кулака правой руки о ладонь левой.

— Где ваши пушки, Руис?

— Плывут, Ваше Высокопревосходительство.

— Месяцами я молю Мадрид о пушках! Мятежники на грани поражения. Всё, что им осталось — акт отчаяния, атака наших крепостей. И пусть! Пусть О’Хиггинс приводит своих предателей под стены Вальдивии! Пусть Кокрейн тянет сюда свои корабли! Мы сотрём их в порошок! Пушками! Пушками! Пушками! Но, если Мадрид не пришлёт мне пушки, как мне выиграть для короля эту войну?

Хитро, подумал Шарп. Чили для короля потеряно, как ни крути, но, когда это случится, виноват окажется не деятельный капитан-генерал Батиста, а Мадрид. Ведь сколько бы пушек Мадрид ни прислал, их будет недостаточно, чтобы удержать Чили, ибо любой бывалый солдат вам скажет: как бы устрашающи ни были пушки, войн они не выигрывают.

Сражаться в чистом поле против повстанцев, среди которых полно ветеранов вроде подполковника Чарльза, для Батисты означало бы верное поражение, а поражения плохо смотрятся в послужном списке. Батиста предпочёл ничего не предпринимать, но возвёл ничегонеделание в ранг стратегии. Пришлите мне артиллерию, требовал Батиста, и я уничтожу сунувшихся на штурм крепости бунтовщиков, при этом никак не объясняя, с чего повстанцам лезть под пушки твердынь вместо того, чтобы отрезать пути снабжения и выморить гарнизоны голодом и болезнями. Неудивительно, размышлял Шарп, что дон Блаз ненавидел Батисту. Вивар готов был пожертвовать собственным благополучием ради отчизны, Батиста — отчизной ради собственного благополучия.

— Что привело вас в Чили, мистер Шарп? — вновь обратил внимание на стрелка капитан-генерал.

Уже не «подполковник», отметил Шарп.

— Графиня де Моуроморто попросила доставить на родину останки её мужа.

— Своеобразная дама. Почему бы ей не обратиться ко мне? Святой долг — вернуть тело соотечественника скорбящей семье.

Шарп не имел охоты вдаваться в разъяснения и ограничился коротким:

— Не могу знать, сэр.

— Не можете знать. Что ж, дело несложное. Исключая некоторые необходимые формальности, полагаю, чем скорее, тем лучше. Вы были знакомы с Виваром?

— Мы вместе сражались в 1809 году за Сантьяго де Компостелла.

Кто из испанцев не слышал о битве за Сантьяго де Компостелла? Одержанная там Виваром победа подняла боевой дух Испании, доказав, что французов бить можно и нужно. Та славная схватка жила в памяти многих испанцев, — об этом свидетельствовало благоговейное уважение к Шарпу (одному из полулегендарных героев, сделавших возможной ту чудесную викторию), проснувшееся во взглядах офицеров Батисты. Многих, но не у самого Батисты. Для молодого капитан-генерала Сантьяго де Компостелла был пыльной строчкой в скучной исторической книжонке.