Достать меня из табакерки, как назвал этот ящик шут, не получилось, так что теперь это просто ящик со щепками внутри. Досмотр ног показал, что шут был именно человеком по имени Вернер Хайзенберг, с титулом «мастер комедии», двадцать второго уровня. Рука у Ирони тяжёлая, булава ещё тяжелее, так что если он вообще очнётся после такого удара, то далеко не факт, что сможет говорить, а зелья восстановления давным-давно закончились. И вдруг его будут искать, зайдут сюда, а тут мы сидим, ждём пока ушибленный очухается…
Я отозвал броню, надел пёструю шутовскую одежду, сандалии с загнутыми носами и помпошками, а самое главное — маску. Подправил имя и титул, скрыл уровень — такие вещи как текущий уровень и резистивность вообще считаются почти интимными, только я как дурак сверкал своей статистикой повсюду. Даже в статусах, которые мне присылали не указана резистивность, несмотря на полное доверие между мной и Юнгерном или Ироней. Единственное, чего мне не хватало, так это дороги до места постоянного проживания шута, но ведь шут — такой дурак, верно? Взял и забыл дорогу домой, и поди пойми, серьёзно он это или нет. Тем более что местные его не очень любят, расисты хреновы.
Со стороны дворца подземелье работает немного иначе, в него можно входить и выходить сколько угодно, это просто подземный ход, в котором не появляются комнаты с испытаниями. Первой задачей после прохождения подземелья было получение свободы передвижения по замку, и мы её успешно выполнили. Теперь девочкам лучше вернуться в тоннель, пока я не придумаю как их легализовать. Небольшой беспорядок в виде бессознательного тела мы спрятали в разломанный ящик на колёсиках, который тоже закатили в подземелье.
— Эльза зачем ты закупорила льдом все щели в ящике?
— Чтобы не вонял.
— Так он вроде ещё живой!
— И что, живые не воняют? — ледяное спокойствие колдуньи меня восхищало. Возразить на такой аргумент просто нечего.
Как я и предполагал, спросить у слуг и горничных, где я живу было отличной идеей. Теперь я знаю, где тут хлев, три общих туалета и морозильник. В последнем меня ещё и успешно закрыли, но выпустили прежде, чем я решился сменить шутовской наряд на броню с терморегуляцией. Шеф повар, мелкий даже для хобрита, шириной превосходил дворфа. При мне он орал на поварят, пиздил всех толкушкой и не собирался терпеть на своей кухне блядский цирк с жеребцом вроде меня, так что отрядил мне сопровождение из одного напутствованного толкушкой мальчишки, чтобы я не лазил где не следует и не воровал продукты из морозильника. Спорить с толкушкой в руках такого опытного стукателя никто не хотел, потому мальчик проводил меня точно куда надо, не реагируя на мои провокации. Дверь, естественно, была заперта на ключ, который остался где-то в недрах недолутанного инвентаря шута, но надёжностью и массивностью не отличалась, так что я её просто выбил с пары пинков. Теперь пожитки несчастного шута растащат по дворцу. Да и шут с ним!
Комната была обставлена достаточно бедно: кровать, тумбочка, сундук в углу, письменный стол и пара стульев. Все поверхности были чистыми, нигде ничего не валялось, даже одежда, а ведь у хозяина должно быть два комплекта для постоянного ношения — сценический и обычный. Хотя, не такое уж это достижение, при наличии инвентаря на 200 килограмм, если бы предметы можно было вызывать и убирать одним лишь желанием, я бы тоже содержал свою комнату в идеальном порядке. Но в таком случае… Какого хрена ему нужен сундук? Да ещё и запертый!
Поплотнее закрыв многострадальную дверь, я приступил к взлому. Вспоминая насколько увлекательным был этот процесс в Скайриме и прочих играх от Беседки, я достал Меч Монеты и вогнал его между крышкой и бортиком сундука. Покачивая лезвие из стороны в сторону продвинул его к самому замку и навалился на меч всем весом. Хруст вырываемого из дерева замка был почти как музыка для моих ушей. Волнующий момент, крышка ударилась в стену, что же там внутри?
Три разделённых перегородками отсека были в разной мере заполнены бумагой. Чертежи каких-то механизмов, заметки к фокусам; частушки, монологи и застольные конкурсы; самая толстая пачка — брошюрованные пьесы, с титульными листами и банальными названиями. На всех каллиграфически выведено тушью имя автора: Вернер Хайзенберг. Видимо, он ими торговал, или даже надеялся их однажды поставить. Целый сундук бумаги? Бред. Должно быть что-то ещё…