ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЮНГИ [худ. Г. Фитингоф]

Возле свёрнутого знамени и железного ящика с красной печатью стоял неподвижный, как статуя, краснофлотец в полной караульной форме. Он строго смотрел на юнгу; его глаза будто говорили: «Здесь нельзя околачиваться! Шагом арш!»

Виктор ещё осторожнее двинулся дальше. Возле железной двери, прикрытой бархатной портьерой, стоял другой краснофлотец, но без винтовки. Он сказал юнге:

— Не шуметь! В салоне идёт совещание.

Мальчик с уважением посмотрел на дверь и на цыпочках пошёл прочь. Озабоченный командир с портфелем под мышкой наткнулся на Виктора. Этого командира нагнал другой, с какой-то картой в руках, и озабоченно проговорил:

— Да скорее же, скорее! Нарком ждёт…

Так вот куда попал Виктор! Здесь, в двух шагах от него, находился нарком! При одной этой мысли юнга заволновался и весь ушёл в зрение и слух. А вдруг откроется одна из дверей в коридоре, выйдет нарком и увидит Виктора? А Виктор отдаст честь. А нарком скажет: «Как служишь?» А Виктор ответит: «Служу трудовому народу!» Да нет, он ничего-ничего не сможет ответить. Вот уже и сейчас в горле пересохло, по сердцу стучит барабанная палочка, а язык прикушен. Плохо, что нет Мити. С Митей было бы не так страшно.

Ни одна дверь не открывается, в коридоре пусто, и только шумят, гудят вентиляторы, чуть-чуть пахнет линолеумом, машинным маслом, железом — пахнет кораблём.

Виктор шёл медленно, оглядываясь и примечая дорогу. Коридор кончился. Мальчик очутился перед овальной дверью, ведущей в какое-то полутёмное помещение. Там никого не было. В следующем отсеке на круглой банкетке[64] стояло закутанное в чехол орудие, выставившее ствол в амбразуру,[65] за борт. Брезент закрывал амбразуру неплотно, в зазоры дышала сырость, но всё нипочём было двум краснофлотцам; они спали тут же, на банкетке. Третий краснофлотец сидел за столом и, низко наклонившись, спал. Он даже не поднял глаз на Виктора. Значит, можно было идти дальше. И когда перед юнгой открылась ярко освещённая коммунальная палуба — главная площадь громадного корабля, глаза сказали своему хозяину:

«Ты можешь кукситься сколько угодно, а мы будем смотреть. Здесь интересно…»

Каблуки застучали, и Виктор пустился в путешествие по линкору, обдумывая, как бы поумнее приступить к поискам флажков, и повторяя про себя фамилии Скубина и Гончаренко.

ЖЕЛЕЗНЫЙ ГОРОД

Виктор родился и вырос в городке под Москвой. Правда, городок был маленький, тихий, но всё же это был город. Последний год он провёл в Кронштадте, а зимой Фёдор Степанович возил Виктора на несколько дней в Ленинград, и мальчик видел многоэтажные дома и широкие улицы. Словом, Виктор был горожанином, и это ему пригодилось. Он пошёл, куда повели ноги, и вскоре почувствовал, что он сам себе хозяин, только не надо мешать людям и не надо показывать, что ты новичок на линкоре. Со стороны можно было подумать, что юнга куда-то спешит по срочному делу.

Впрочем, ведь дело у него действительно имелось: флажки! Он найдёт их непременно, только сначала осмотрит линкор, освоится с ним, а потом дёрнет какую-то ниточку, и всё развяжется, как морской узел, который крепко держит и легко отпускает.

Глаза ведут вперёд, вперёд по железному городу. Это особый город. На его улицах и площадях никогда не бывает ветра, но всё время течёт, меняется воздух, пахнущий железом и машинным маслом. Везде поют, гудят вентиляторы, и скоро о них забываешь. Улицы и площади города никогда не видят солнца, но везде много электрического света, не знающего, что такое облака и туманы. В этом городе есть «дома» — каюты и кубрики, и почти все они открыты, потому что население города — одна семья. В этом городе всё время кипит жизнь, потому что линкор всегда должен быть готов к бою — и днём и ночью, и в штиль и в шторм, и в будни и в праздники.

Виктор видел людей за работой.

Командир, читая на ходу какую-то бумажку, откыл железную дверь, на которой была табличка «Радиопост», и Виктор мельком увидел лампы, наполненные странным, дрожащим фиолетовым светом. Дверь закрылась. Жаль!

Два краснофлотца в серых робах проверяли какой-то механизм, рассматривали шестерёнки, рычаги.

Зашумела лебёдка. Она поднимала снизу, через широкий люк, тугие мешки, запудренные мукой, и старшина, наклонившись над люком, кричал человеку, управлявшему лебёдкой: «Ещё помалу! Ещё, ещё вира!»

Краснофлотцы подметали палубу и приказали Виктору: «Проходи, не мусори!»

Парикмахер, пристроившись в уголке за натянутой простынёй, шипел пульверизатором. Виктор почувствовал запах одеколона.

Возле корабельной лавочки толпились покупатели: разбирали папиросы, мыло, конфеты. Продавец, тоже моряк, расхваливал новый зубной порошок.

Откуда-то снизу донеслись голоса, стук. Юнга спустился в люк и с середины широкого трапа увидел большой кубрик. Сидя на рундуках,[66] поджав ноги по-турецки, люди чинили обмундирование и пели. За столом, окружённые зрителями, четверо играли в домино, ударяя большими медными костяшками по железному столу с таким грохотом, будто это был большой барабан. Не обращая внимания на шум, несколько моряков читали и писали.