Приключения Фарго

Убаюканные мягким урчанием мотора, они молча плыли вперед и разглядывали свисающие над водой ветви деревьев. Внезапно Сэм прильнул к правому борту, явно что-то заметив.

— Реми, давай помедленнее.

Она сбросила скорость.

— Что там?

Сэм выхватил из рюкзака бинокль и поднес к глазам. В пятидесяти ярдах от них, на берегу, в листве виднелся просвет — еще одна тихая заводь, ничем не отличающаяся от десятка других, что попадались им на пути. Вход был частично перегорожен завалом из принесенных ураганом веток.

— Что-то увидел? — спросила Реми.

— Точно не знаю, — пробормотал Сэм. — По-моему, там, за листвой, что-то есть… Я заметил изгиб — слишком плавный, явно искусственного происхождения. Можно подплыть поближе?

Она повернула руль и направила лодку к устью бухты.

— Сэм, у тебя глюки? Ты сегодня достаточно воды выпил?

Он кивнул, не отрывая взгляда от устья.

— Более чем.

Нос лодки с мягким треском уткнулся в завал. Бухточка оказалась шире, чем выглядела издалека: от берега до берега около пятидесяти футов. Сэм пришвартовался, заведя нос моторки за сук покрупнее, свесил ноги с края и перекатился в воду.

— Сэм, ты что делаешь?

— Я сейчас. Жди здесь.

— Вот наглый…

Больше ничего сказать Реми не успела: Сэм набрал воздуха, нырнул и исчез под водой. Через двадцать секунд с другой стороны завала послышались всплеск и фырканье.

Она окликнула:

— Сэм, ты…

— Все в порядке. Через минуту буду.

Одна минута превратилась в две, затем в три. Наконец Сэм позвал сквозь завесу листвы:

— Ныряй ко мне, Реми!

Она уловила озорные нотки в его голосе и подумала: «Черт!..» Реми ничего не имела против безрассудных порывов мужа, они ей даже нравились, но сейчас… Только она успела представить, как возвращается в гостиницу и нежится под душем… упругие струи горячей воды ласкают кожу — и вот, пожалуйста!

— Что там? — спросила она.

— Я тебя жду, плыви быстрее.

— Сэм, я только обсохла. Может, ты сам…

— Нет, ты просто обязана это увидеть. Поверь, ты не пожалеешь.

Реми со вздохом соскользнула в воду. Десять секунд спустя она уже бултыхалась рядом с мужем. Густые кроны прибрежных деревьев переплелись над их головами в почти сплошной полог, образовав нечто вроде листвяного туннеля. Тут и там солнечные лучи проглядывали сквозь листву, расчерчивая подернутую ряской заводь золотистым пунктиром.

— Привет. Молодец, что заглянула меня проведать, — с улыбкой произнес Сэм и чмокнул жену в щеку.

— Очень смешно. Ладно, что мы тут…

Сэм постучал костяшками по плавучему бревну странной формы, за которое держался, и вместо глухого стука Реми услышала, как звякнул металл.

— Что это?

— Пока не знаю. Это только часть — чтобы сказать наверняка, какая именно, я должен забраться внутрь.

— Часть чего? Куда забраться?

— Сюда, поплыли.

Взяв жену за руку, Сэм боком проплыл чуть вперед, туда, где бухта сужалась до двадцати футов. Он остановился и показал на заросший плющом ствол кипариса, видневшийся у самого берега.

— Вот. Видишь?

Она присмотрелась, наклонила голову в одну сторону, в другую…

— Нет. Объясни хоть, что искать.

— Видишь торчащий из воды сук с буквой «Т» на конце?…

— Ну…

— Смотри внимательней. Попробуй прищуриться. Должно помочь.

Она последовала его совету, прищурила левый глаз, потом правый, потом оба — и тогда, по мере того как увиденное медленно, но верно укладывалось в голове, до нее дошло. Реми ахнула.

— Господи, это же… Не может быть!

Сэм кивнул, и по его лицу расползлась широкая, от уха до уха, улыбка.

— Еще как может. Перед нами перископ самой что ни на есть настоящей подводной лодки.

Глава 2

Севастополь, Украина

Гедеон Бондарук стоял у застекленной стены своего кабинета и смотрел на Черное море. В кабинете было темно; лишь в углах, куда падали приглушенные лучи верхних ламп, расстилались мягкие полосы света. На Крым опустилась ночь, но далеко на западе, где-то над побережьем Румынии и Болгарии, в последних отсветах заходящего солнца можно было разглядеть, как цепочка грозовых облаков ползет над водой к северу. Каждые несколько секунд тучи пульсировали, выстреливая прожилками молний через весь горизонт. Через час шторм будет здесь, и тогда… Господи, спаси и помилуй неразумных рабов Твоих, которых сдуру угораздило очутиться в открытом море в самый разгар черноморского шторма.

Или, подумал Бондарук, не спасай и не милуй. Какой смысл? Штормы, болезни и даже войны (да, и они) — природные орудия для выбраковки стада. Сам он не испытывал снисхождения к людям, которым не хватает благоразумия или силы, чтобы выстоять перед лицом суровой правды жизни. Этот урок он выучил еще в детстве, зазубрил наизусть, на всю жизнь.