Приключения Джона Девиса

Мой отец сидел у окна в комнате, которую выбрал для себя и откуда открывался вид на озеро. Это великолепное зрелище пробудило в душе сэра Эдварда старые воспоминания и сожаления, но, услышав, что в комнату кто-то вошел, он, словно стыдясь, что его застали в раздумьях и со слезами на глазах, тряхнул головой и кашлянул – так он обыкновенно делал, когда хотел отогнать тяжелые думы и придать мыслям другое направление. Том тотчас понял, какие чувства волнуют его командира, но сэр Эдвард обратился к нему, приняв веселый вид:

– Ну что, Том, видно, кампания удалась! Ты взял пленных?

– Надо сказать, ваше превосходительство, что местность, которую я обозревал, прекрасно заселена и вам всю жизнь будет что пить во славу Англии.

Сэр Эдвард машинально протянул руку к Тому, равнодушно проглотил поданный им стакан бордо, которое не стыдно было бы подать даже королю Георгу, просвистел какую-то мелодию, потом вдруг встал, обошел всю комнату, поглядывая на украшавшие ее картины, и снова приблизился к окну.

– Впрочем, Том, я думаю, что здесь нам будет так хорошо, как только может быть хорошо на суше.

– Не знаю, как вы, ваше превосходительство, – сказал Том, пытаясь утешить командира, – а я через неделю, думаю, забуду о нашей «Юноне».

– А «Юнона» была прекрасным фрегатом, Том, – продолжал сэр Эдвард со вздохом, – легким на ходу, послушным рулю, стойким в бою. Его построили на моих глазах… Но не будем больше говорить об этом. «Юнона» была моей любимой дочерью… Теперь она будто вышла замуж и покинула старика отца. Дай бог, чтобы муж хорошо с ней обходился; если бы с ней случилось какое-нибудь несчастье, я бы всю жизнь об этом жалел. Давай пройдемся, Том.

И старик, уже не скрывая чувств, взял своего компаньона под руку и начал спускаться по лестнице, ведущей в сад.

Это оказался один из тех прекрасных парков, в обустройстве которых англичанам нет равных. Там были и цветники, и тенистые аллеи, а местами попадались очаровательные домики.

У дверей одного из них сидел Сандерс. Сэр Эдвард пошел прямо к нему, управляющий тотчас поспешил навстречу.

– Очень рад, что вижу вас! – воскликнул сэр Эдвард. – Мне хотелось поблагодарить вас, вы, право, человек редкий!

– А я очень рад, ваше превосходительство, что вам вздумалось пойти в эту сторону, – сказал Сандерс, почтительно поклонившись. – Вот дом, где я живу уже сорок лет. Тут умер мой отец, здесь же родился я… Но, может быть, вашему превосходительству будет угодно как-то по-другому его использовать?

– Покажите мне ваш домик, – попросил сэр Эдвард.

Сандерс провел его и Тома в свой дом. Он состоял из небольшой кухни, столовой, спальни и кабинета, где в величайшем порядке были разложены все касающиеся имения бумаги. Везде царила удивительная чистота.

– Сколько вы получаете жалованья? – спросил сэр Эдвард.

– Сто гиней, ваше превосходительство, это жалованье назначил моему отцу ваш покойный отец. Мой отец умер, и хотя мне было тогда только двадцать пять лет, однако я получил и место его, и жалованье. Впрочем, если вам кажется, что это слишком много, то я готов получать и меньше.

– Напротив, – возразил сэр Эдвард, – я назначаю вам сумму втрое больше. И можете выбрать себе в доме любые комнаты.

– Покорнейше благодарю, ваше превосходительство, – ответил Сандерс, кланяясь. – Но позвольте доложить, что такая значительная прибавка мне не нужна. Я не трачу и половины того, что получаю, а я не женат: копить мне не для кого. Что касается комнат в доме… – прибавил он, замявшись. – Ваше превосходительство, я готов послушаться вас и переехать, если прикажете, но…

– Что? Говорите!

– Но я привык к этому дому, а он – ко мне. Я знаю, где лежит каждая вещь: мне стоит только протянуть руку, чтобы взять то, что нужно. Я провел здесь всю свою молодость, мебель стоит там же, где и прежде: вот у этого окна всегда сидела моя матушка в своем большом кресле, это ружье повесил над камином мой покойный отец, вот постель, на которой он отдал Богу душу. Я уверен, что дух его и теперь еще здесь витает. Извините, ваше превосходительство, но мне показалось бы святотатством изменить что-нибудь. Если вы прикажете, дело другое.

– Избави бог! Я уважаю чужие воспоминания, почтеннейший, и не хочу оскорблять память ваших родителей. Что касается жалования, то мы его утроим, как я уже говорил, а вы посоветуйтесь с приходским священником, нет ли какого-нибудь бедного семейства, которому вы могли бы помогать. Во сколько вы обедаете, мистер Сандерс?

– В двенадцать часов, ваше превосходительство.

– Я тоже, и отныне и навсегда прошу вас ко мне обедать, когда вам угодно. Не играете ли вы в карты?

– Случается, ваше превосходительство, когда у господина Робинсона есть время; я хожу к нему, или он приходит ко мне, и мы, проработав целый день, позволяем себе провести вечер за картами.

– Так вот как мы сделаем: в те дни, когда он не приходит к вам, милости прошу ко мне, а когда он будет у вас, приводите и его с собой, если ему угодно.

– Покорнейше благодарю, ваше превосходительство, за эту честь!

– Я всегда буду рад вам. Так это дело решенное?