Первыми прибежали два цыплёнка: один с белыми крапинками на крыльях, другой – с чёрными крапинками. Схватили клювиками червяка за концы. Каждый к себе дёргает. То один перетянет, то другой, то один бежит за червяком, то другой. А червяк — то растянется, то сожмётся. Трепещут цыплята крылышками, упираются, не уступают друг другу, прямо садятся на хвосты. Вдруг кончик червяка выскользнул из клюва одного цыплёнка, того, что с чёрными крапинками на крыльях. Червяк — хлоп! — по другому цыплёнку. А цыплёнок — кувырк! И второй упал, в другую сторону…
— Хи-хи-хи! — не выдержал Боб.
— У, жаднюги,— сказал я.
Первый цыплёнок вскочил, снова ухватился клювом за кончик червяка. Дёрнул! Второй встал на ноги, а червяк уже вырвался у него — хлоп! — по клюву первого.
— Ну, что вы не поделили! — мама наседка клюнула червяка, подняла — а на конце цыплёнок висит, болтается. Курица опустила его на землю, долб, долб — разорвала червяка на куски. Одного червяка на четырёх цыплят хватило.
— Возьмите и нас в цыплята! — попросили мы клушку.
— Кто такие? Прочь! — курица больно клюнула в голову сперва меня, а потом и Боба.
Из глаз посыпались искры, ноги подкосились. А курица взъерошилась, закружилась на месте, загребла ногами: «У-у, вот какая я сердитая… Ко-ко… Сунься только ещё! Попробуй!»
С визгом мы кинулись в будку.
ЧТО-ТО ЛЬЕТСЯ С НЕБА
— За что она нас? — скулил Боб, потирая шишку на голове.
— Мы же хотели только познакомиться, поиграть! — всхлипывал и я, тёр лапкой глаза.
— Испугалась, что червяка отберём… Очень нам её червяк нужен! — не мог успокоиться Боб.
Хорошо, что у нас есть будка. А то куда бы мы убежали, спрятались? Как интересно во дворе и как страшно!.. И хоть ныли и болели шишки на головах, нам всё-таки хотелось опять во двор. Вот только если б не было клушки! Самый страшный зверь — наседка.
— Подумаешь! — сказал я.— А наша мама больше её!
— Вот как скажем ей… Как тряхнёт она за шкуру эту клушу! — грозился Боб.
И тут опять закричал петух:
— Спа-сай-те-есь!!!
Храбрый Боб взвизгнул и шмыгнул в самый тёмный угол будки. Испугался и я, но чуточку помедлил. И тут как сверкнуло, грохнуло! Я на миг ослеп и оглох. А потом увидел — во дворе закружились, завихрились мусор и пыль, словно огромная собака хвостом мела землю. А деревья за забором, размахивая ветвями, делали ветер ещё сильнее.
Наседку ветер взъерошил и, толкая в растопыренный хвост, понёс по двору. За ней мчались, ног не разглядеть, шарики-цыплята. Писк, крик, кудахтанье…
Вдруг открылась дверь человечьего дома, выбежала хозяйка: «Ах! Ох! Сюда! Сюда!» — я знал уже, что этот большой человек — хозяйка, баба Ганна. Вдалеке видна была мамаПальма. У людей смешная привычка надевать на себя одёжки. Я уже запомнил примету бабы Ганны: она надевает одну широкую-преширокую штанину сразу на обе ноги. Смешно! Это ведь мешает бегать. Толе, Коле и их папе бегать удобнее, у них на каждой ноге по отдельной штанине.
— Сюда! Цып-цып-цып! — звала баба Ганна курицу с цыплятами в дом.
Наседка сама вскочила на крыльцо, скрылась за дверью. А цыплята испуганно метались, кричали. Баба ловила их и подсаживала на ступеньки крыльца.
Последнего цыплёнка она так и внесла на руках.
И тут что-то зашелестело в листве. Пыль на дворе стала рябой от чёрных пятен-капель. Между небом и землёй повисли блестящие, прозрачные верёвочки.
— Что это льётся? — подполз ко мне Боб. Выставил язык, чтоб поймать несколько капель.— А вдруг — молоко.
Я тоже высунулся, лизнул.
— Нет, не молоко. Вкус не тот,— сказал я.
Мы выползли из будки, и тут нас начали бить, хлестать капли. Но били они не так больно, как клушка. Наоборот, шишки наши болеть перестали.
— Ага! Это дождь! Он — мокрый! — догадался Боб.
— Э-гей! — закричал я.— Мы не боимся невкусного дождя! Вот если б с неба вместо дождя молоко лилось! Ешь — не хочу, хоть с головой в нём купайся!
Я пошлёпал лапами по маленькой лужице возле будки, потом по большой чуть подальше. Обрызгал Боба с головы до кончика хвоста. Вот так! Вот та-ак! А Боб — меня… А я — его… А Боб…
— Вы чего тут мокнете, как собаки? — вдруг выскочила из-за будки мама Пальма.— Простудитесь!
Мы шмыгнули в будку.
Перед входом мама встряхнулась всем телом, брызги полетели во все стороны.
— И вы отряхнитесь немного. А то долго сохнуть будете! Вот так, смотрите… — она отряхнулась ещё раз. Опять полетели брызги, но меньше.
Я попробовал встряхнуться — и упал.
Попробовал Боб — тоже.
— Эх вы! Ничего-то вы ещё не умеете. Пора, пора браться с вами за науку.
ПЕРВЫЙ МАМИН УРОК
— Эх вы! — укоризненно повторила мама.— И почему вы так медленно растёте? — она вылизывала нас, сушила языком и не переставала говорить: — Ну, кто из вас умеет насторожить уши? Э-э, ни один… А у вашего папы красиво уши торчат… Ну, тогда пошевелите ими… Тоже не умеете? А собаке без этого обойтись нельзя. Мы ими знаки друг другу подаём, разговариваем.
Мы дружно вздыхали: правда, истинная правда. Не слушаются нас уши. Эх, скорей бы вырасти!
— А как хвостики? Умеете вы обращаться с хвостиками?
— Да, мама! Умеем,— закричал Боб.