Приключения Барона Мюнхгаузена

Два дня подряд я гонялся за зайцем. Собака моя все вновь и вновь выгоняла его ко мне, но мне никак не удавалось точно прицелиться. В колдовство я не верю, — слишком много диковинного я для этого пережил, — однако моих пяти чувств было на этот раз явно недостаточно. Наконец заяц подвернулся так близко, что я мог выстрелить в него. Заяц упал, и что бы вы подумали я тогда обнаружил? Под брюхом у моего зайца было четыре лапы, а на спине — четыре других. Когда две нижние пары уставали, то заяц мой, как ловкий пловец, умеющий плавать и на животе и на спине, переворачивался, и тогда обе новые пары несли его вперед с еще большей быстротой. Никогда после не приходилось мне встречать такого зайца, да и этот не попался бы мне, не обладай моя собака подобными совершенствами. Она настолько превосходила всех представительниц своего рода, что я, не задумываясь, присоединил бы к ее кличке эпитет «единственная», если бы принадлежавшая мне борзая не оспаривала у нее эту честь. Эта собака отличалась не столько своим сложением, сколько необычайной быстротой бега. Если бы вам, милостивые государи, пришлось видеть ее, вы были бы, несомненно, восхищены и не удивлялись бы тому, что я так любил ее и столь часто с ней охотился. Ей пришлось, служа мне, бегать так быстро, так часто и подолгу, что она стерла себе лапы почти по самое брюхо; поэтому в последние годы ее жизни я мог пользоваться ею только как таксой. Но она и в этой роли прослужила мне не один год.

В свое время, еще в бытность ее борзой, — кстати сказать, она была сукой — она однажды погналась за зайцем, который показался мне необычайно толстым. Мне было жаль моей собаки: она должна была скоро ощениться, но старалась бежать с такой же быстротой, как всегда. Мне удавалось следовать за ней верхом только на очень большом расстоянии. Внезапно я услышал лай, словно лаяла целая свора, но при этом такой слабый и нежный, что я никак не мог сообразить, в чем дело. Когда я приблизился, глазам моим представилось подлинное чудо. Зайчиха на бегу произвела на свет зайчат, а сука моя ощенилась! К тому же зайчат было ровно столько же,, сколько и щенят. Подчиняясь инстинкту, зайчата пустились наутек, а щенки не только погнались за ними, но и поймали. Таким образом, к концу охоты у меня оказалось шесть зайцев и шесть собак, хоть я и начал охоту с одной-единственной собакой.

Об этой замечательной собаке я вспоминаю с таким же удовольствием, как и о чудесном литовском коне, которому цены не было. Он достался мне благодаря случаю, давшему мне возможность показать свое искусство наездника и заслужить немалую славу. Я гостил однажды в роскошном поместье графа Пржобовскогр в Литве и остался в парадном покое за чайным столом в обществе дам, в то время как мужчины спустились во двор посмотреть молодого чистокровного коня, только что доставленного с конского завода. Внезапно со двора донесся крик о помощи. Я сбежал по лестнице и увидел коня, который, взбесившись, вел себя так необузданно, что никто не осмеливался ни подойти к нему, ни вскочить на него. Самые смелые и решительные наездники толпились вокруг в смущении и растерянности. На всех лицах отразился испуг, когда я одним прыжком вскочил на коня и этим неожиданным маневром не только его напугал, но и полностью покорил и усмирил, пустив для этого в ход все свое искусство наездника. Чтобы продемонстрировать перед дамами это искусство и при этом не обеспокоить их, я принудил коня вместе со мной прыгнуть через одно из открытых окон в столовую. Здесь я несколько раз то шагом, то рысью, то галопом прогарцевал по комнате и в конце концов заставил коня вскочить на чайный стол и показать здесь в миниатюре все тонкости высшей школы верховой езды, которые вызвали восхищение всех присутствующих дам. Моя лошадка проделала все так изящно и ловко, что не разбила ни одного чайника и ни одной чашки. Все это привлекло ко мне горячие симпатии как дам, так и самого графа. С присущей ему учтивостью попросил он меня принять молодого коня в подарок и завоевать на нем победу и славу в походе против турок, который должен был вскоре начаться под предводительством графа Миниха[31].

Трудно было сделать мне более приятный подарок! Он как бы предвещал много хорошего в походе, в котором мне предстояло выдержать первое испытание в качестве солдата. Такой конь, покорный, горячий и смелый, — овечка и Буцефал[32] одновременно — должен был ежечасно напоминать мне о долге бравого солдата и об удивительных подвигах, совершенных на поле брани Александром в его молодые годы.

Мы отправились в поход, как мне кажется, отчасти ради того, чтобы снова полностью восстановить честь русского оружия, несколько пострадавшую при царе Петре в боях на реке Прут[33]. Это нам полностью удалось после тяжелых, но славных походов под предводительством великого полководца, уже упомянутого нами выше.