Возле ворот Сен-Дени творилось столпотворение. Чересчур громкие препирания недовольных сутолокой купцов, ругань разъяренных стражников, обыскивавших каждую повозку, вопли тех, кто попал в давку и кому отдавили ноги, брань возниц, пытавшихся растащить нагруженные товаром возы, зацепившиеся в тесноте осями, ржание испуганных лошадей, блеяние коз, которых везли на продажу, кудахтанье кур и гусиный гогот — все это сливалось в дикую какофонию звуков, поднимавшихся вместе с пылью к хмурому небу. Даже ему не нравился затор у главных ворот столицы Франции, и оно готовилось пролиться дождем.
Фургон с беглецами стоял в очереди битый час. Все это время и Жиль, и Андрейко тряслись от страха. Они не боялись любой драки, тем не менее перспектива попасть в руки палача для молодых людей не улыбалась. Гийо был гораздо спокойнее молодежи, однако держался настороженно и мысленно в который раз до мелочей продумывал, как действовать, если их маскарад раскроется, — в какую сторону бежать и где спрятаться. За цыган, которых стражники конечно же арестуют, он не волновался. Гийо знал, что Тагар вытащит своих людей не только из тюрьмы Шатле, но даже из преисподней.
А еще он был очень благодарен кузнецу. Гийо отдавал себе отчет в том, на какой риск пошел Тагар, взявшись вывезти из Парижа государственных преступников. И дело тут было вовсе не в деньгах. Просто цыган, в отличие от многих людей, помнил доброту и не забыл, как однажды Гийо спас его от верной смерти. Что касается денег, которые он взял с беглецов, то они были как бы оберегом. Так гласили цыганские предания.
Наконец пришел черед и цыганской халабуды. Ее тоже хотели обыскать, но тут вступила в дело старая цыганка, которую злобным рычанием поддержал Гаскойн. Она разразилась руганью, да такой замысловатой, что стражники опешили и отступили. И дело было не в том, что они увидели пассажиров халабуды — двух юных цыганок и старого немощного деда. Их испугали проклятия, которыми старуха сыпала как горохом из решета. Ведь все французы знали, что цыганки — колдуньи, к тому же сержант, командовавший стражниками, узнал толстую бабищу, которая всегда устраивала скандалы, когда дело доходило до досмотра повозки.
— Пропустите эту старую ведьму! — приказал он своим подчиненным и, скрестив указательные пальцы, плюнул вслед халабуде — на всякий случай, чтобы защитить себя от злых сил.
Мрачный Жан ле Марди, которому уже надоело торчать у ворот, но отправиться восвояси он не имел права, безразличным взглядом проводил цыганскую повозку и кисло покривился. Магистр вспомнил, сколько денежек выманила у него цыганка, которая нагадала ему долгую жизнь и доходную должность каноника в лучшем епархиальном соборе Парижа. Насчет долгой жизни у него, как у всех молодых, сомнений не было, но что касается места каноника, а значит, членства в капитуле, то это дело у Жана ле Марди никак не срасталось.
Спустя какое-то время стены Парижа оказались далеко позади. Беглецы облегченно вздохнули и огляделись. Небо все-таки разразилось ливнем, но это была всего лишь недолгая гроза, и, когда появилось солнце, омытая дождем придорожная зелень засверкала в его лучах бриллиантовой пылью мелких дождевых капелек. Вскоре беглецы должны были покинуть халабуду и дальше идти пешком, но это обстоятельство никого не волновало, а только радовало.
Когда приговоренному к казни объявляют помилование и выпускают из темницы, ему и в голову не придет жаловаться на неудобства, которые он испытал в сырых тюремных казематах.
Глава 19. Черные рейтары
Даже при наличии денег путешествие по Франции, которая только начала приходить в себя после Столетней войны, было занятием совсем не увлекательным и опасным, тем более — пешком. Разоренные деревни находились в запустении, крестьяне были либо убиты, либо сбежали, поэтому обширные поля оставались невозделанными, и лишь местами встречались редкие клочки земли, на которых что-либо произрастало. Необъятные равнины Шампани, Боса, Бри, Гатине, Шартра, Дрё, Мена и Перша, Вексена (как французского, так и нормандского), Бовези, равнины Ко от Сены в районе Амьена и Абвиля, окрестностей Санлиса, Суассона и Валуа до Лана и дальше до Гэноля были совершенно пустынны, заброшены, лишены обитателей, покрыты кустарником и молодым подлеском.
В этих районах люди смогли обрабатывать только участки, тесно примыкавшие к городам, крепостям и замкам, чтобы за ними можно было бы присматривать с башни или иного наблюдательного пункта. Заметив приближение налетчиков, били в колокол, подавали сигнал горном или зажигали костер, который давал много дыма, дабы предупредить тех, кто работал в полях и на виноградниках, что нужно срочно возвращаться за крепостные стены.