— На улице Мартруа Сен-Жани, на полдороге от Гревской площади к площади Сен-Жерве, сразу за ратушей, без всякой пользы стоял межевой камень, названный «Чертовой тумбой». И вот в одно прекрасное утро Париж проснулся и узнал, что он исчез. И все бы хорошо, да вот беда: «Чертова тумба» находилась перед особняком, где проживали две респектабельные персоны, известные своим богатством и своими добродетелями: Катрин де ла Брюйер, вдова одного из королевских казначеев, и ее дочь Изабель, вдова распорядителя монетного двора. Изабель предпринимала меры, чтобы выйти замуж и в конечном счете нашла себе удачную партию в лице самого богатого парижского менялы. Ее мамаша, напротив, держала себя в строгости. И вела постоянные тяжбы. Она не пренебрегала ни одним процессом: из-за недвижимости, из-за рент, из-за казавшихся ей оскорбительными слов. А оскорблением ей мнилось любое возражение…
На этих словах Вийон едва не плюхнулся в лужу и удержался на ногах лишь благодаря отменной реакции Жиля.
— Благодарю вас, мой друг, — сказал Вийон и продолжил свое повествование: — Так вот, школяры во главе с вашим покорным слугой втащили камень на гору Святой Женевьевы, прикрепили его там железными обручами, сверху положили еще один камень — продолговатый — и назвали это «изваяние» неприличным словом, имеющим отношение к мужским гениталиям, что вызвало у нас гомерический хохот. Но мы не учли, что «Чертова тумба» служила украшением подъезда особняка госпожи де ла Брюйер — за неимением лучшего. Обычно камнем пользовались как табуретом разного рода болтуны, а клошарам он служил обеденным столом. Эта склочница, владевшая в Париже двумя десятками домов, стала считать этот камень своей собственностью. В глазах всего города ее особняк был «Домом Чертовой тумбы». Когда она увидела свой дом лишившимся того, что было чем-то вроде его вывески, то сильно обозлилась. Она написала жалобу, парижский прево завел дело, а лейтенант по уголовным делам Жан Безон отправил крепких сержантов, и они перенесли «Чертову тумбу» во двор Дворца правосудия, к самому входу в парламент.
Тут Франсуа Вийон заразительно расхохотался. Отсмеявшись, он продолжил:
— После этого стали смеяться не только школяры. Однако еще более заразительный смех охватил парижан, когда перед дверями мадемуазель де Брюйер появилась новая тумба. Ей тоже вскоре дали название — «Весс», что означает, как вам известно, беззвучное испускание внутренних газов. На этом, может быть, все и закончилось бы, не прояви прево чрезмерного рвения. Когда он изъявил желание заключить в тюрьму виновных в проделке, школяры увидели себя у позорного столба. Угроза породила заговор, и однажды школяры, использовав в качестве рычагов строительные стропила, открыли решетку Дворца правосудия, пригрозив убить привратника, который хотел поднять тревогу, и завладели стоявшей во дворе «Чертовой тумбой». А затем направились на правый берег Сены за «Вессом» — новым приобретением мадемуазель Катрин де Брюйер. Оба камня школяры втащили на холм Святой Женевьевы, и в Париже начались веселые деньки…
Франсуа Вийон снова хохотнул. Гийо, который шел позади, совсем не нравился шум, который производили два дворянина, и он с опаской прислушивался и всматривался в неверные тени, таившиеся у стен домов. В любой момент из какой-нибудь подворотни могла выскочить шайка ночных грабителей, и тогда господам будет не до смеха. Ночной Париж исповедовал принцип: «Тише едешь, целее будешь». Безбоязненно привлекать к себе внимание мог разве что воинский отряд.