Жиль безропотно повиновался. Он был ни жив ни мертв. Только сейчас он узнал этот страшный гипнотизирующий взгляд, который после схватки в таверне на пути в Париж долго преследовал его по ночам. Что будет, если де ла Марк узнает его? Тогда казни точно не миновать. Теперь у Жиля не было никаких сомнений, что нападение в таверне на Пьера д'Амбуаза и Раймона де ла Герра было совершено по приказу Арденнского Вепря. А он выступил невольным защитником этих дворян, тем самым спутав планы барона.
Ему показалось, что на него посмотрел удав. Взгляд барона был ледяным и гипнотизирующим. Жиль поклонился ему, да так и остался стоять с опущенной головой.
— Это правда, что ты шпильман? — спросил де ла Марк.
— Правда, — тихо ответил Жиль, изображая полное смирение.
— Что ж, тогда сыграй нам что-нибудь повеселее, дабы отвлечь моих молодцев от застолья, а то они скоро лопнут от обжорства.
Жиль бросил быстрый взгляд на пирующих и, убедившись, что большинство из них черные рейтары, начал петь хорошо известную среди немцев песенку прославленного миннезингера прошлого века Йоханнеса Хадлауба:
Рейтары и прочие разбойники оживились и уже на втором куплете начали дружно, правда несколько нескладно, подпевать: «Тру-ля-ля, тру-ля-ля, какой удачный план!» Судя по довольному лицу Арденнского Вепря, песенка понравилась и ему, не говоря уже о баронессе Скунховен: она хлопала в ладоши и заразительно смеялась…
Андрейко перевернулся на другой бок и закрыл глаза. Спать не хотелось — мешали безрадостные мысли. В какой-то мере им повезло, что они попали не в руки лесной стражи. Но рассказ Гийо о жестокостях Арденнского Вепря, который убивал направо и налево, нимало не заботясь о правосудии, не прибавлял Андрейке оптимизма. Гийом де ла Марк даже со своими разбойниками вел себя с примерной безжалостностью и мог отправить любого на тот свет за малейшую провинность.
Каземат, куда бесцеремонно зашвырнули Андрейку и Гийо, не выглядел тюремной камерой. Скорее всего, в него заключали пленных дворян и богатых купцов, за которых де ла Марк требовал выкуп. В каземате даже имелось зарешеченное оконце. Что касается постели, то и в этом вопросе узилище беглецов было довольно комфортным. Каземат оборудовали просторными нарами (от одной стены к другой), на которые бросили несколько сенников. В одном углу находился бочонок с водой, рядом с ним, на гвозде, висела большая деревянная кружка с ручкой, а в другом стояла кадушка с крышкой, чтобы можно было сходить по малой нужде, не вызывая тюремщика. В каземате была и мебель — стол и две лавки, но пленникам не дали даже сухаря.
Впрочем, ни Андрейко, ни Гийо голода не испытывали. Их больше снедала тревога за свое будущее.
Они так и не уснули до возвращения Жиля. Зажженная лучина, воткнутая в металлический рожок на стене у входа, давала немного света, но и при этом освещении можно было заметить, что он изрядно навеселе. В руках де Вержи держал объемистый сверток, содержимое которого и вывалил на стол перед несколько опешившими товарищами.
— Все это… ик!.. — Жиль икнул и продолжил: — Все это от щедрот господина де ла Марка. Угощайтесь.
Жиль принес мясо, хлеб и две бутылки вина. Конечно же он не признался, что никаких «щедрот» не было. Ему пришлось играть и петь, почти не переставая, до полуночи, пока большинство разбойников не оказались на полу, где их и сморил пьяный сон. Все упились до изумления, лишь Арденнский Вепрь держался молодцом — скорее всего, чтобы не обидеть невесту неосторожным словом или действием. Они ушли с пира несколько раньше, а Жиля отправил в каземат все тот же Эрхард, который почему-то был сумрачен и пил очень мало.
В коротких перерывах между своими выступлениями, нимало не стесняясь присутствия барона и его невесты, Жиль хлестал вино как заправский пьяница, чтобы подкрепить свои силы, а главное, избавиться от страха, который никак не хотел его отпустить, чем вызвал одобрительные возгласы рейтар. А когда его уводили, вспомнив про Гийо и Андрейку, он безо всякого стеснения сгреб со стола все, что под руку подвернулось, не забыв прихватить и вино.
— День прожили — и ладно, — философски заявил Жиль и упал на свое место. — Давно так долго не играл, кожу на пальцах левой руки натер едва не до мяса, — пожаловался он. — Рейтарам больше нравились быстрые, зажигательные мелодии, а к рыцарским балладам они оказались равнодушны.