Мы были готовы к отплытию, и адмиралтейство с нетерпением ждало нашего отправления в море. Капитан получил позволение от адмирала порта откомандировать партии на берег для вербовки матросов. Второй, третий лейтенанты и старшие из мичманов отбывали каждую ночь на берег с несколькими надежнейшими людьми и обыкновенно привозили утром на борт до полудюжины человек, захваченных в разных питейных заведениях или магазинах грога, как матросы их называют. Некоторых из них оставляли на корабле, но большую часть, как негодных к службе, отпускали на берег. По существующему обычаю, всякий поступающий или завербованный на службу попадает в кубрик к хирургу, где его раздевают с ног до головы и осматривают, здоров ли он и годен ли к службе его королевского величества; и если нет, его отсылают назад. Сколько я мог судить по рассказам, набор был очень серьезным делом, потому что матросы, которых посылали вербовать, часто несли тяжелый урон. В самом деле, матросы наши сражаются против покушений на свою свободу так же отчаянно, как впоследствии — когда вступят на борт — за честь родины. Я страстно желал принять участие в подобной партии и попросил О'Брайена взять меня с собой; он был вообще ласков со мной и никому, кроме себя самого, не позволял меня бить. Просьбу мою он исполнил в следующую же ночь.
Я взял с собой кортик, столько же в знак своего офицерского чина, как и для защиты. В сумерках мы поплыли к земле и пристали к Госпортскому берегу; люди наши в пиджаках, то есть коротких кафтанах из так называемого флашинга, были вооружены ножами. Мы не хотели заглядывать в городские пивные, так как было еще очень рано, а углубились мили на три в предместье и пришли к одному дому, дверь которого была заперта. Мы выломали ее в одну минуту и поспешно вошли в коридор, где путь нам преградила хозяйка. Коридор был длинен и узок, а хозяйка такая высокая и толстая, что ее тело почти заполняло коридор; в руке у нее был длинный вертел, направленный против нас и мешавший нам двигаться вперед. Офицерам, стоявшим впереди, не очень-то хотелось нападать на женщину; а она размахивала вертелом так решительно, что, не отступи они, некоторые из них как раз попали бы на жаркое. Матросы, стоя на улице, смеялись и предоставляли офицерам делать свое дело, как умеют.
Наконец она закричала своему мужу:
— Что, все ушли, Джемс?
— Да, — отвечал тот, — слава Богу, ушли.
— Хорошо, — сказала она, — теперь я заставлю уйти и этих.
И с этими словами она с такой силой ринулась вперед, что, если бы мы не отскочили назад, попадав друг на друга, она, наверно, пронзила бы насквозь второго лейтенанта, командовавшего партией. Коридор очистился в одну минуту, и лишь только мы очутились на улице, она тотчас же заперла дверь на задвижку. Таким образом, трое офицеров и пятнадцать вооруженных матросов были отбиты жирной старухой, а моряки, пившие в этом доме, спаслись в другом месте. Но иначе и быть не могло. Мы должны были убить или ранить женщину, в противном случае она пронзила бы нас насквозь; она действовала так решительно! Если бы нам в коридоре встретился ее муж, мы сладили бы с ним миром, но что вы станете делать с женщиной, которая сражается, как дьявол, и, однако, претендует на все права и преимущества нежного пола? Одураченные, мы отправились своим путем, а О'Брайен обещал, что в следующий раз, когда ему придется иметь дело с этим домом, он постарается обойти старую ведьму и схватить ее милость с тыла.
Мы постучались потом в несколько других домов и захватили двух или трех человек; но большая часть спаслась через окна или задний ход в то время, как мы входили передним. В числе здешних пивных была одна, составляющая любимейшее сборное место матросов, принадлежавших купеческим кораблям; здесь они имели обыкновение укрываться, когда доходили до них слухи о наборе. Наши офицеры знали это и равнодушно смотрели, как спасались матросы, так как были уверены, что они отправятся в это место и, понадеясь на свою численность, захотят оказать нам сопротивление. Пробило десять часов, и начальники наши решили, что время идти туда на приступ. Мы продвигались вперед без шума, но они расставили наблюдателей, и лишь только мы завернули за угол, была поднята тревога. Я боялся, что они разбегутся, и мы лишимся их; но в эту ночь они, наоборот, приняли грозный вид и решили «дать бой». Матросы остались в доме, и только авангард, состоявший из их жен, числом около тридцати, встретил нас градом камней и грязи. Некоторые из наших матросов были ранены, но, казалось, не обращали ни малейшего внимания на женщин. Они бросились вперед, но женщины напали на них с кулаками и ногтями. Тем не менее матросы только смеялись и отталкивали их, приговаривая:
— Успокойся, Полл. Перестань дурачиться, Молли.
— Отойди прочь, Сьюки; мы пришли не для того, чтобы отнимать у вас ваших милых мужей и прочее.