Приключение пяти апельсиновых зернышек

7-е: Зернышки Макколи, Парамору и Джону Свейну в Сент-Огастен.

9-е: Макколи убыл.

10-е: Джон Свейн убыл.

12-е: Парамор навещен. Все в порядке.

– Благодарю вас! – сказал Холмс, складывая листок и протягивая его нашему посетителю. – А теперь вы ни в коем случае не должны терять и секунды. У нас даже нет времени обсудить то, что вы мне рассказали. Вы должны сейчас же вернуться домой и действовать.

– Что я должен делать?

– Есть только одно, и сделать это необходимо сейчас же. Вы должны положить листок, который показали нам, в медную шкатулку, вами упомянутую. И вложить в нее записку, что все остальные бумаги ваш дядя сжег и сохранился только этот листок. Вы должны изложить это в убедительнейших словах. Сделать это вы должны без промедления и поставить шкатулку на солнечные часы, как вам указано. Вы поняли?

– Понял все.

– Сейчас не думайте об отмщении или о чем-либо подобном. Полагаю, добиться этого мы сможем с помощью закона; но нам еще предстоит сплести собственную паутину, а их паутина уже сплетена. В первую очередь необходимо избавиться от опасности, угрожающей вам сейчас. А затем раскрыть тайну и покарать виновных.

– Я крайне вам благодарен, – сказал молодой человек, вставая и надевая плащ. – Вы вдохнули в меня новую жизнь и надежду. Я скрупулезно исполню ваш совет.

– Не теряйте ни секунды. А главное, пока берегите себя. На мой взгляд, нет никаких сомнений, что вам угрожает очень реальная и сиюминутная опасность. Как вы намерены вернуться?

– На поезде с вокзала Ватерлоо.

– Сейчас еще нет девяти. Улицы полны прохожих, так что, надеюсь, вы будете в безопасности. И все-таки будьте крайне осторожны.

– Я вооружен.

– Отлично. Завтра я займусь вашим делом.

– Значит, я увижу вас в Хоршеме?

– Нет. Разгадка вашей тайны в Лондоне, и я буду искать ее здесь.

– Тогда я зайду к вам завтра или послезавтра сообщить про шкатулку и бумаги. Ваши советы я выполню со всей точностью.

Он пожал нам руки и ушел. Снаружи все еще завывал ветер, а дождь хлестал в окна, стекая по стеклу. Эта странная дикая история обрушилась на нас вместе с диким разгулом стихий, будто закрученный ураганом клубок морских водорослей, а теперь они вновь ее поглотили.

Шерлок Холмс некоторое время сидел в молчании, наклонив голову, устремив глаза на багровый отсвет огня. Затем закурил трубку, откинулся в кресле и следил за сизыми кольцами дыма, устремлявшимися к потолку одно за другим.

– Думаю, Ватсон, – заметил он наконец, – среди всех наших прошлых дел не было ни одного столь фантастичного.

– Кроме, пожалуй, «Знака четырех».

– Ну, да, кроме, пожалуй, этого. Однако, мне кажется, Джон Оупеншо оказался среди даже еще больших опасностей, чем тогда Шольто.

– Но у вас уже сложилось четкое представление, – спросил я, – что это за опасности?

– Об их характере и вопроса не встает, – ответил он.

– Так каковы же они? Кто К.К.К. и почему он преследует эту злополучную семью?

Шерлок Холмс закрыл глаза, уперся локтями в ручки кресла и прижал кончики пальцев друг к другу.

– Идеальный логик, – заметил он, – получив один-единственный факт со всеми его деталями, сумел бы с помощью дедукции не просто вывести всю цепь событий, к нему приведшую, но и то, что из него воспоследует. Как Кювье точно описывал все животное, рассмотрев одну-единственную кость, так наблюдатель, полностью постигший одно звено в цепи происшествий, должен быть столь же способен точно назвать все предыдущие и последующие звенья. Мы еще не постигли следствий, определить которые способны только логика и разум. Изучение может преодолеть проблемы, которые ставили в тупик всех тех, кто искал решения, полагаясь лишь на органы чувств. Но, чтобы поднять это искусство до его высшего уровня, необходимо, чтобы логик был способен использовать все факты, ставшие ему известными, а это само по себе, как вы легко увидите, подразумевает обладание всеми возможными знаниями, что даже в наши дни бесплатного образования и энциклопедий довольно-таки большая редкость. Однако не столь уж невозможно, чтобы человек овладел всеми знаниями, полезными ему в его работе, и именно к этому в моем случае стремился я. Если память мне не изменяет, как-то вы в первые дни нашей дружбы очень точно определили мою ограниченность.

– Да, – ответил я со смехом. – Это был любопытнейший документ. Помнится, философия, астрономия и политика были помечены нулями; ботаника – в зависимости от раздела; геология – на высоком уровне касательно пятен грязи любого района в радиусе пятидесяти миль от города; химия – прихотливо; анатомия – бессистемно; сведения о газетных сенсациях и истории преступлений – уникальны. Скрипач, боксер, фехтовальщик, юрист и самоотравитель с помощью кокаина и табака. Вот, мне кажется, были основные пункты моего анализа.

Последний пункт вызвал у Холмса улыбку.