Приют забытых душ

Она уверенно пересела на переднее сиденье и завела «хаммер», а потом вновь выехала на Московский проспект и повела автомобиль на юг. Название «Переславль-Залесский» ей уже встречалось, и девушка почему-то была уверена, что выбрала верное направление, впрочем, в этом она убедилась примерно через километр. Справа висела табличка «Ростов Великий – 55 км, Переславль-Залесский – 123 км».

И Макаренко вдавила педаль газа, увеличивая скорость автомобиля: надо убраться отсюда подальше, пока нефтяники занимаются устранением последствий взрыва, да и пока есть бензин в баке. Потом просто придется либо искать другой автомобиль, либо путешествовать пешком. Сто с небольшим километров можно пройти за три-четыре дня, если ничто не помешает. А там… Там надо бы поразмыслить, как управиться с этим гребаным Черномором.

И Сова ехала вперед, лавируя меж старых, гнилых автомобилей, пытаясь справиться с отвратительным чувством жалости к Ивану. Разбитая дорога и пустые дома по бокам лишь усиливали ощущение обреченности.

– Нет, что же так стремно-то? – воскликнула Софья, с силой стукнув по рулю ладонями. Еще раз. И еще. – Что ж за гадство-то такое?! Почему должны погибать дети, чтобы другие уроды жили? И почему виноватой я чувствую себя?

Но мертвый юнец не мог дать ответа. А Черномора следовало искать в Переславле-Залесском. Туда-то Макаренко и поехала.

Глава 9. Как взрослые

Детей выводили единой колонной. Сразу после отбора и когда шествовали по знакомому темному туннелю катакомб, они оживленно и заинтересованно разговаривали между собой, в основном, обсуждая Варю Выдренкову и Колю Ростова, которые почему-то вдруг оказались мутантами – так этот сказал… Черноморов. Но теперь все без исключения шли молча, на многих лицах читались испуг или недоумение, а трехлетний Сема так вообще уткнулся в несущую его сестру – Катю Шестакову и не отнимал лица от ее плеча, как бы прячась от окружающего ужаса. Двор Михайло-Архангельского монастыря был покрыт трупами, которые уже успел слегка припорошить снег. У всех сегодня здесь пали родные, у кого-то мать, у иных отцы, бабушки, дедушки или взрослые братья с сестрами. Все, кто вышел в последний бой – защищать детей от мутантов, были мертвы. Теперь даже Руслан Озимов притих. Его дядя, один из стрельцов, тоже не вернулся из неравного боя с ужасными тварями. Мальчик глядел исподлобья на заснеженные холмики, в которые превратились тела людей и животных, таких разных при жизни и таких похожих после смерти. Как ни крути, а после смерти все становятся холмиками…

Дети тихо и испуганно пересекли двор, следуя за «спасителями», колонну замыкал святой отец. Он наблюдал за детьми не только глазами, но и внутренним взором… тем, каким отбирал их. И ему нравилось происходящее с этими маленькими подонками. При виде смерти они испытывали страх, смятение и ужасное одиночество. Что не могли сделать уговоры или обещания, делала костлявая: убеждала детей в их беспомощности, отчего они становились просто шелковыми, а обескураженность тоже приносила плоды: было легче ими управлять, вбивать в головы нужные мысли. Черноморов внутренне ухмылялся. Желчь, текущая в нем, уже требовала выхода, но сейчас еще рано, нужно подождать, ведь чем дольше дети будут чувствовать себя покинутыми, тем страшнее им будет. А потом он и займется их воспитанием. Слепит то, что требуется, а не что должно вырасти. Ведь когда никакой дисциплины и порядка – это же хаос. А неуправляемые дети – самое отвратительное, что есть на земле.