Приют охотника

Сухой мох покрывал каменные плиты пола. Потолочные балки почернели от копоти, а длинный деревянный стол посередь комнаты был почти зеркально-черным от жира, въевшегося в доски за несколько десятилетий. В дневное время к нему придвигали две длинные лавки, а два кресла с высокими спинками стояли у камина. В эту холодную ночь лавки тоже придвинули поближе к огню. Медный кувшин на плите распространял возбуждающие запахи хмеля и пряностей. Ужин уже унесли и стол вытерли, хотя в воздухе еще витал запах жареного мяса. Тусклая лампа одиноко качалась над стойкой, но потрескивающие в камине сосновые поленья давали достаточно света.

Постояльцы жались поближе к камину, и их причудливые тени плясали в холодных углах. Ветер завывал в дымоходе и шевелил мох на полу. В общем, атмосфера довольно гадостная, но в такую ночь желанным покажется любое пристанище.

Тут уж выбирать не приходится, оставаться в лесу — верная смерть.

Отсутствие собаки настораживало.

Как и следовало ожидать, мое драматическое появление вызвало смятение. Я был поднят с пола и перенесен к огню. Как только выяснилось, что я один и что никто из моих спутников не ждет на улице, дверь снова закрыли и задвинули засов. Под хор сочувственных голосов с меня сняли обледеневший плащ и шапку, потом шерстяную рубаху и башмаки. Раздетый до нижнего белья, я был быстро завернут в толстое одеяло.

Я бросил взгляд на того, кто меня заворачивал, и поспешно натянул на голову угол одеяла, но было уже поздно. Ее ярко-голубые глаза распахнулись от удивления — она тоже меня узнала.

— Идиот! — прошептала она.

Мне приходилось слышать и более теплые приветствия, но в данном случае это слово служило предупреждением и, возможно, было сказано с добрыми намерениями. Я свернулся калачиком под одеялом, чтобы быстрее согреться, и компания, оживленно переговариваясь, вернулась на свои места.

— Эй, трактирщик! — Голос был мужской, энергичный и громогласный. — Не может быть, чтобы твой новый гость отказался от кружки подогретого пива с пряностями! — Мне показалось, что говоривший мне знаком, но я предпочел не высовываться.

— Какой он мне гость! — отвечал голос, с опознанием которого я не испытывал никаких затруднений. — И я не хочу, чтобы мои одеяла пачкали!

Одеяло было немилосердно сорвано, оставив меня лежать на свету скрюченным и в мокром белье. На глаза мои навернулись слезы — это руки, ноги и лицо разом начали оттаивать. Меня трясло с такой силой, что я едва смог повернуть голову, чтобы хмуро посмотреть на светловолосого великана.

— Хо! — вскричал первый голос. — Ты, наверно, не знаешь, что твое заведение почтил присутствием сам знаменитый Омар, прославленный Меняла Историй?

Теперь я точно вспомнил его — купец, которого я не раз встречал во время странствий. Только имени его я не мог вспомнить сразу, а когда услышал, оно было не тем, под которым я знал его прежде. Собственно, из людей, собравшихся в ту ночь в «Приюте охотника», я знал некоторых и раньше, хотя не всех по имени или по роду занятий.

— Прославленный вор, — отвечал юный Фриц. — Известный нахлебник. Он пытался увести лошадь. Он убил мою собаку. Не видать ему пристанища под этим кровом как своих ушей, господа хорошие.

Поднявшийся гул протеста был заглушен раскатистым смехом купца.

— Постой! Куда так спешить, хозяин, надо хотя бы обсудить юридическую сторону дела. Выгнать странника из дома в такую ночь — все равно что обречь его на верную смерть.

— Мои подушки останутся сухими, — стоял на своем юный изверг.

Я вынужден признать, что дискомфорт сделал меня раздражительным.

— Сынок, — буркнул я. — Как я вижу, твои шансы вырастить усы до сих пор остаются чисто умозрительными, однако, если ты и дальше будешь расти такими темпами, тебе придется завести хибару повыше, чтобы не стукаться головой о потолок.

Фриц зарычал и протянул свои лапищи, явно намереваясь вышвырнуть меня вон.

— Стой, тебе сказано! — рявкнул купец. — В таком деле спешить нельзя, все мы здесь заперты до утра — то есть все, за возможным исключением Омара. Излагай свое обвинение, трактирщик!

Великан отпустил меня и выпрямился.

— Воровство, майн герр! Он сбежал, не заплатив по счету. Он спер у меня топор. Он убил мою собаку.

— Конкретнее! — проворчал купец, поднося к губам пенящуюся кружку. — Сколько именно он остался тебе должен?

— Пятнадцать талеров.

— Двенадцать, — возразила Фрида откуда-то сзади.

— И еще три за топор! — взревел ее братец.

— Двенадцать? — переспросил купец. — Да, он, должно быть, объедал весь дом на протяжении всего вечера!

— Еще как, — мрачно ответил Фриц.

Гнусное преувеличение! Всего три-четыре кружки, не больше!